Как я был в немецком плену

В свои свободные часы я продолжал встречаться с Ольгой. Я чувствовал, что она ждет от меня главным образом не просто разговоров, а нечто другого, определяющего её дальнейшую жизнь. Она даже сказала: «Вот, ребята ходят ко мне и один из них просит моей руки, но я не знаю, как ему ответить. А ты молчишь, хотя всё зависит от тебя». Разумеется, я тоже тянулся к ней, но сделать решительный шаг воздерживался, рассчитывая на лучшее будущее, чем жизнь в унылом шахтёрском посёлке. Мне хотелось стать инженером, а это требовало, чтобы я пока оставался холостым. К тому же было ясно, что у нас нет настоящей любви друг к другу. Но так продолжаться больше не могло, и скоро я поступил, как часто бывало, по принципу – «куда кривая выведет».

Глава IV

Наступил Новый, 1946 год. 31 декабря прошло буднично – никаких ёлок, застолий и поздравлений друг другу. Мне и двум соседям по комнате пришлось поспать и 1 января успеть на работу к 8 часам. Работы в январе проходили как обычно. В январе неожиданно пришло с родины теплое письмо от Ани Сабаевой, учившейся со мной в средней школе в селе Батырево и в 1941 году окончившей в Москве университет (МГУ).

Вечером 21 января, отработав дневную смену, помывшись и переодевшись в бане, перекусив в буфете, я решил сбегать в домик Емельяновых под предлогом отдать им лишний хлеб и заодно пообщаться с Ольгой. Их домик был разделен посередине на две комнаты, не имевшие дверей, вместо которых была занавеска.

Когда я зашёл, Ольга сидела за столом и при свете электрической лампочки что-то шила, время от времени подкладывая уголь в печку, на которой в большом чайнике кипятилась вода. Мы были одни. Я уселся на табуретке рядом с Ольгой, и наступило молчание. Вдруг она спросила: «А знаешь ли ты, что все женщины вокруг говорят, что мы с тобой уже давно… живём»? Я не сразу понял, что означает последнее слово. Потом сообразил и ответил: «Раз так, так пусть они будут правы!» И Ольга, встав из-за стола, тут же погасила лампочку. Меня поразило, что Ольга явно имела сексуальный опыт. Оказалось, что она приехала из Германии на грузовике с шофёром, находясь у него на положении жены. Когда в дом возвратились родственники, Ольга сообщила матери о нашем намерении быть вместе. Та, конечно, одобрила наше решение.

Придя на следующий день с работы в общежитие, я увидел, что мои койка и тумбочка пусты, нет также сумки с вещами и вообще ничего из моих вещей. Юров сообщил, что их вместе с братьями унесла Ольга. Признаться, это сообщение Юрова меня огорошило – я не ожидал, что всё случится так быстро. Пришлось отправиться в домик к Емельяновым. Они встретили меня радостно и сразу посадили за стол. На ужин был очень вкусный борщ и второе с мясом и горячей картошкой вместе со стаканом самогона. Самогон одновременно выпили и Ольга с матерью, пожелавшей нам счастья. Этот ужин, по-видимому, был для меня и Ольги нечто вроде нашей свадьбы. Отныне я стал звать мать Ольги мамой.

Ольга объяснила мне, что питаться я буду теперь дома, и для этого приносить положенные мне хлеб, сало, сахар и другие продукты. Зарабатываемых мною денег должно хватить на двоих, да еще что-то может оставаться. Из этого остатка сможем оплачивать своё проживание в домике матери Ольги, пока не найдем себе другое место. Но мы не пытались его искать, а деньги, которые Ольга платила за наше проживание, мать вполне устраивали.

Теперь мои бытовые условия значительно улучшились – главное, не было больше забот о питании и стирках. Спал на мягкой кровати с чистым бельём и милой молодой женщиной, доставлявшей мне каждый раз перед сном особое удовольствие, хотя ночами этому часто мешало присутствие её сестры, спавшей на своей кровати против нас.

В январе я заработал больше всего денег – около 2300 рублей, и все их отдал Ольге. Однако с февраля моя привычная работа внезапно прервалась – меня назначили подменным бурильщиком. Отныне я должен был работать во всех трех сменах и на обоих участках шахты, подменяя шесть основных бурильщиков в их выходные дни. Получилось так, что я спускался в шахту в два дня, а после этой смены оставался еще работать в вечернюю и еще через два – в ночную. И, таким образом, свободными у меня бывали только 8 часов между тремя сменами. Подменной запальщицей со мной была Геля. Кроме того, ко мне прикрепили молоденького ученика из местных жителей, за которого мне тоже платили небольшие деньги. Ученика я использовал дополнительно для обеспечения нас качественным режущим инструментом, поручив перед работой заходить к слесарям. Работа подменным шахтером позволила мне чаще бывать с Ольгой в дневное время, когда мы в домике оставались одни, чему бывали очень рады.

В феврале я работал наиболее интенсивно, и следствием этого явилось то, что у меня страшно распухло колено. Пришлось пойти в медсанчасть посёлка. Врач сказал, что это бурсит и что излечиться от него можно только длительным покоем и теплыми повязками. Поэтому врач освободила меня от работы, выписав больничный лист сначала на одну неделю, а потом продлевала его еще.