Как я был в немецком плену

Не раз в городах, на станциях, а то и просто в чистом поле мы видели поезда с товарными вагонами, в которых под конвоем везли пленных немецких военнослужащих. Все они, как правило, были в своём военном обмундировании и даже с наградами. Однажды мы стали свидетелями, как этих пленных вели строем к кухне, где они наполняли котелки горячей пищей. При виде их мне, как испытавшему все тяготы плена, стало очень жалко этих пленных, хотя они и были нашими врагами.

Попадались нам и эшелоны, которыми из Германии вывозили в крытых вагонах и на платформах разнообразное оборудование, машины и ценные вещи. По-прежнему продолжали мы обгонять многочисленные стада гонимого на Украину немецкого скота.

Последним польским городом, через который мы прошагали 26 августа, был Хрубешув, раскинувшийся на берегах реки Хучва. Далее километров около 20-ти мы шли вдоль берега реки Буг. Там по мосту происходило интенсивное движение транспорта в Польшу и обратно. Польские и советские пограничники и военнослужащие контролировали это движение. Они пропустили нас через мост, и таким образом мы наконец очутились на своей Родине.

Часть третья. Прибытие в Донбасс, подневольная работа в угольной шахте и трудное возвращение домой – в родную деревню и в Московский институт стали

Глава I

В большом палаточном городке севернее Владимира-Волынского нас продержали почти две недели – до 8 сентября 1945 года. И только здесь мы узнали, что Япония капитулировала и что до этого американцы сбросили атомные бомбы на японские города Хиросима и Нагасаки. Итак, Вторая мировая война наконец закончилась.

В отличие от пребывания на немецкой территории, здесь за нами стали следить более строго. Так, при утреннем подъеме и отходе ко сну в каждой палатке проверяли количество людей не только простым подсчетом в строю, но и вызовом каждого по списку. Вероятно, опасались, что, прибыв в свою страну, бывшие пленные могут самовольно покинуть городок и уехать к своим родным и близким.

Через неделю пребывания в городке все наши подразделения в составе полка в 21-й армии новое начальство упразднило. Сформировали заново четыре так называемых рабочих батальона, которым предстояло в различных районах страны выполнять восстановительные работы. В батальоне, где я оказался, со мной больше не было моих близких товарищей – Андрея Маркина, Андрея Дмитриевича Шныкина, Ивана Харченко и Евгения Волчанского. Лишь Иван Утюк оказался в одном взводе со мной, а также Зиновий Филиппенко и Роман Никитин, с которыми я подружился в Виттихенау[16]. Командирами сформированных рабочих батальонов и подразделений в них стали не военные, а гражданские лица. И их называли просто начальниками, бригадирами и старшими, причем старшими назначались бывшие пленные. После того как были прочитаны списки лиц, включенных во вновь созданные подразделения, произвели соответствующие переселения людей в палатках. Всех предупредили, что если кто-либо самовольно покинет батальон, чтобы поехать в родные места, то этот человек будет считаться дезертиром и подлежит суровому наказанию по законам военного времени.

Однажды я лишился своего немецкого кителя. Когда вечером я прогуливался по территории палаточного городка, меня окликнул и попросил подойти к нему один из часовых, пожилой сержант. Он сказал, что уже давно меня заметил и предположил, что я «парень хороший». Поэтому просит меня оказать ему услугу. Дело в том, что на днях он демобилизуется и уезжает на родину – за Урал. Во время войны ему не пришлось побывать в Германии и поэтому никаких немецких вещей, которых можно было бы показать дома своим близким, он не имеет. А хочется сказать им, что в Германии он был и что-то оттуда привёз. В связи с этим просит меня отдать ему мой немецкий китель, который он предъявит как трофей. Мне стало очень жалко сержанта, и я снял китель, переложил содержимое его карманов в гимнастерку и отдал эту немецкую одежду солдату.

…8 сентября нас пригнали в город Ковель. Фактически города не существовало – он лежал в руинах. Там на железнодорожной станции нас посадили в поезд. Нашей бригаде в составе до 85 человек достался старый пассажирский вагон. Когда поезд тронулся, все мы кое-как поужинали «сухим пайком», запив его водой из бака, и улеглись спать. Утром часам к 9 поезд остановился на станции Бердичев, где мы увидели немецких военнопленных, которых охраняли наши солдаты. Я спросил молодого пленного солдата, где можно набрать воды. Он ответил мне, а я, вспомнив, как мне было трудно в лагере, решил подарить немцу русско-немецкий словарь, сказав: «Этот словарь много раз выручал меня в германском плену, а теперь пусть он поможет тебе выжить в советском плену. Учи русский язык». Он взял книжку и, едва сдерживая слёзы, поблагодарил меня. Мне было очень жалко лишиться словаря, но в то же время стало легко на душе от того, что хоть чем-то помог несчастному сверстнику.