Как я был в немецком плену

Пришли в предназначенный для нас пункт регистрации и с удивлением узнали, что рядовых военнопленных будут регистрировать и содержать в дальнейшем вместе с гражданскими лицами. Однако гражданских лиц мужского пола в возрасте от 18 до 60 лет, которых регистрировали и включали в одну и ту же компанию вместе с военнопленными, оказалось очень мало.

Итак, мы пришли на регистрационный пункт и получили там для заполнения соответствующий бланк, на котором написали основные сведения о себе: фамилию, имя и отчество; дату и место рождения, время призыва в армию; род и номер воинской части, в которой воевал; военное звание; дату, место и обстоятельства пленения; номер и место нахождения лагеря, где содержался; дату и место освобождения из плена; кем и каким образом освобожден и т. д. Затем в соседней комнате нам выдали талоны для ежедневного пищевого довольствия, а также обеда и ужина в столовой на территории военного городка.

Столовая была она очень большой и практически неограниченно снабжалась мясом – в военном городке имелась бойня, куда красноармейцы ежедневно пригоняли из дворов местных крестьян коров, которых с ходу превращали в мясо. Поэтому после прохождения регистрации мы вдоволь поели очень вкусный мясной суп и гуляш с вермишелью. В этой же столовой мы получили хлеб и сахар на завтрак.

Мы поселилась в отведенной нам большой комнате на втором этаже ближайшего к столовой трехэтажного дома. Там за большим столом уже пировали ранее поселившиеся обитатели, а главным действующим лицом оказался… Саша Гуляченко, еле стоявший на костылях и произносивший очередной тост. Увидев нас, он мигом прервал речь, кинулся к нам, свалился на пол, заплакал и с великой радостью представил собравшимся нас, назвав наши имена. А те сразу налили нам в стаканы и кружки какую-то бурду белого цвета, типа древесного спирта. И мы выпили за знакомство и освобождение из плена. Утром из столовой нам принесли холодную сырую и горячую воду, мы позавтракали и проводили в госпиталь Сашу Гуляченко, за которым приехала специальная автомашина.

Кстати, еще за сутки до нашего появления в военном городке и в некоторых других местах Дрездена уже восстановили подачу электроэнергии и наладили работу водопровода. Поэтому в комнатах было возможно зажигать свет и пользоваться водой в умывальниках и туалетах.

В этом военном городке мы прожили до 20 мая, пока почти все казармы не заполнились бывшими пленными. Кое-кто из солдат занимался явным грабежом немецких квартир, отнимая у жильцов одежду, ценные вещи и скудное продовольствие. Это, конечно, вызывало у населения страшное недовольство.

Я был свидетелем того, как по улице свободно шла большая группа немецких военнопленных пожилого возраста, которых командование Красной армии отпустило по домам. Потом мне встретился шагающий с плохеньким и пустым рюкзачком за спиной в свой не близко расположенный от Дрездена город Вернигероде наш бывший часовой в лагере в Цшорнау, неплохо относившийся к пленным. Мы поговорили, и он пригласил меня приехать к нему в гости.

В тот же день вечером я услышал рассказ бывшего военнопленного переводчика, которого, как и меня в Дечине, наши военные чуть было не взяли служить в действующую армию. Дело было так. Два офицера, с которыми он встретился сразу после плена и помогал им в работе, отправились с ним в квартиру к одной интеллигентной немке, имевших двух молоденьких дочерей. Офицеры захватили с собой водку и закуску и, выпивая, говорили глупости и непристойности, заставляя переводчика переводить их на немецкий. Несколько раз переводчик выполнил их требования, смягчая, по возможности, намерения офицеров. Но хозяйка, догадавшись об истинном намерении «гостей» – изнасиловать девочек, попросила переводчика спасти её невинных чад. Переводчику удалось обмануть офицеров: девочкам разрешили отлучиться в соседнюю комнату, чтобы «привести себя в надлежащий порядок», и они сбежали. В результате переводчик не попал в действующую армию.