Как я был в немецком плену

Миновав несколько деревень, мы остановились, на ужин. Начало темнеть, и стало прохладно. Я надел свою французскую шинель. Когда фельдфебель с Эрикой ушли ужинать на кухню хозяев и Нииндорф удалился вслед за ними, ко мне подошёл Уткин, сообщивший, что намерен сейчас убежать вместе с Мингалиевым. Чтобы присоединиться к ним, я должен пойти в уборную за сараем. Однако охранявший меня Рахель решительно отказался отпустить меня, сказав, что я должен пока потерпеть и дождаться прихода фельдфебеля и Вилли. А если я всё же пойду, то он будет вынужден стрелять. Пожелав Уткину на родном чувашском языке счастливого пути и попросив его, если он вернётся домой, а мне это не удастся, то пусть приедет к моей матери и расскажет ей обо мне.

Уже стало совсем темно. Нас снова построили в колонну и, посчитав, установили, что в ней нет Уткина и Мингалиева. Значит, они убежали. Мы двинулись дальше. Дорога пошла через лес. Здесь Вилли придержал меня за локоть рядом с собой. И так мы шагали, наверное, более часа. Фельдфебель зачем-то ушел назад к повозке, и только Нииндорф фактически остался моим личным охранником. Наступил момент, когда терпение мое иссякло. И тогда, натянув фуражку как можно глубже, чтобы она не слетела, я изо всех сил бросился в сторону от шоссе, перескочил кювет и через густой кустарник нырнул в темную чащу леса. Я преодолел эту преграду, исцарапав лицо, пробежал между деревьями и неожиданно свалился в глубокую рытвину. Ожидая, что вот-вот надо мной засвистят пули, прогремят выстрелы из автомата, я старался как можно плотнее прижаться к дну. Но, кажется, обошлось без выстрелов. Наверное, Нииндорф понимал, что практически без прицеливания стрелять бесполезно.

Пролежал я долго, так как не знал, куда мне двигаться ночью. Вдруг я услышал далеко впереди, что там творится что-то необычное – раздавались громкие крики, возгласы на русском языке, одиночные выстрелы. Впоследствии я узнал, что колонну встретили и освободили наши солдаты. Таким образом, если бы я не убежал, то мог уже через полчаса стать полностью свободным. Но не исключено и самое худшее: узнав, что я выполнял функции переводчика и старшего рабочей команды, меня, как «прислужника немцев», сами освободители могли сразу же расстрелять, ведь в такой момент некогда было разбираться, как на суде, кто из пленных свой, а кто – преступник.

…Когда появились первые признаки наступающего рассвета, я наконец встал и решил двигаться к шоссе. Сквозь темноту увидел в метрах 300 контуры домов и построек небольшой деревни. Я подошел к невысокому каменному забору, перелез через него и оказался во дворе около помещения с острой черепичной крышей. Я заметил лестницу, ведущую на верхний ярус, и на ощупь поднялся по ней. Там было хранилище соломы. Выбрав подходящее место, я укрылся шинелью и крепко уснул.

Через какое-то время меня разбудило кудахтанье кур, собиравшихся нести яйца. Я прислушался и установил, что во дворе и даже в доме никого нет. Мне очень хотелось есть и пить. И тут я сообразил, что куриные яйца – прекрасная пища и одновременно средство утоления жажды. Я спустился на первый ярус и нашел там два гнезда, в каждом из которых лежало по яйцу. Разбив оба яйца, я выпил их содержимое.

Заморив таким образом червячка, снова взобрался наверх и начал улучшать свое лежбище, перекладывая снопы. По неосторожности уронил несколько шестов и досок, на которых держались снопы, и они упали на первый ярус. Пришлось не менее часа приводить все в порядок. А когда эта работа завершилась, возникла более серьезная неприятность: на улице послышался шум от большого количества движущейся техники. Осторожно выглянул в окошко, я увидел, что в деревню вступило крупное соединение войск СС. Эсэсовцы заглядывали во дворы и дома, и я очень опасался, что они обнаружат меня. Пока это продолжалось, над деревней раза два пролетали наши самолёты – штурмовики, бомбившие вражеские колонны. Осколки от бомб и пули сыпались также на крышу моего убежища, разбивая черепицу и падая в солому. Вечером, когда всё стихло, я услышал скрип открывающихся ворот. Посмотрев в щель, увидел, что во двор въезжает запряженная двумя лошадьми длинная фура, нагруженная разным скарбом. Лошадьми управлял пожилой немец, за ним шли, подгоняя коров, две женщины – пожилая и молодая. Оказалось, это прибыли хозяева. Обе женщины сразу загнали коров в хлев и пришли на помощь к хозяину. Тот развернул лошадей, открыл настежь ворота помещения, где я прятался, и затолкал в нее фуру. Затем распряг лошадей и увел их в конюшню. Хозяйки начали разгружать фуру, снимая с нее постели, баки, бидоны, посуду, продукты питания.

Работая, хозяева переговаривались между собой, а я внимательно их слушал. Молодая немка спросила у старика, вероятно, свекра: «А кто же вывесил на башне ратуши в Каменце белый флаг?» А пожилая хозяйка подтвердила, что их сосед сам видел этот флаг. «Значит, война закончилась, – продолжала хозяйка. – Теперь по крайней мере не надо сдавать государству молоко! И не надо больше укрываться в лесу».