Как я был в немецком плену

В кузове мы разместились на скамейках, под ними имелись ломы, топоры, кувалды, кирки, лопаты и другой инструмент, а также рабочие рукавицы. Через час все грузовики прибыли на место, где еще позавчера был центр прекрасного города. Мы увидели одни руины, из-под которых еще шел дым и поднимался запах гари и крови. В завалах копошились спасатели, извлекавшие трупы женщин, детей, стариков и даже военных. Наши машины, с трудом переехавшие один из уцелевших, но сильно поврежденных бомбами мостов через Эльбу, направили к Главному железнодорожному вокзалу. От него тоже остались лишь огромные кучи кирпича, бетона, битого стекла, куски листового железа, развороченные фермы и балки, железнодорожные рельсы, фрагменты вагонов и другие обломки. Что-то еще продолжало гореть, и пожарные пытались тушить огонь. Было много копоти и очень пыльно. Царило зловоние.

Главная работа спасателей заключалась в извлечении из руин и завалов уже мертвых или чудом уцелевших людей. Мертвых клали на землю рядами, извлекали из карманов документы, деньги, драгоценности. Специальная команда увозила трупы за город, где их хоронили в братских могилах или укладывали друг на друга штабелями вперемежку со слоями дров и сжигали.

Получилось так, что накануне бомбёжки на вокзалах Дрездена, и особенно на Главном, собралось огромное количество беженцев из восточных районов Германии. Они ожидали дальнейшей эвакуации в глубь страны или в Чехию. Именно они стали наиболее многочисленными жертвами бомбардировки. Мы трудились вместе со спасателями. Конечно, работа была ужасной, от всего увиденного меня едва не вырвало.

Во время работы мы часто находили мешки и с продуктами и иногда прятали съедобное по своим карманам. Особенно строго немцы следили за тем, чтобы мы не украли драгоценности, деньги и документы.

После обеда нам удалось откопать двух живых, но сильно израненных старика и мальчика, которых медицинские работники, сделав им какой-то укол, быстро увезли на автомашине скорой помощи.

На такой работе мы пробыли три дня. Рядом с вокзалом какие-то другие пленные разбирали завалы большого дома и один молодой пленный обнаружил еще живого немецкого майора, однако он не стал его спасать, а добил, ударив ломом по голове. Но никто из нас не упрекнул убийцу за жестокость – согласно нашему воинскому уставу, не полагалось иметь жалость по отношению к врагам. О подобных случаях при спасательных работах я слышал не раз, хотя в такой ситуации жестокость все же была неуместной.

В феврале к нам опять пригнали военнопленных из других лагерей, расположенных значительно восточнее нашего. Естественно, в казарме не хватило нар для вновь прибывших, поэтому им пришлось несколько ночей спать на полу в разных помещениях и по два человека на одном ложе. Но такое положение оставалось недолго: фельдфебелю поступало множество «заявок» от местных крестьян, желавших получить в качестве работников к весеннему севу «хороших» пленных. В последние дни февраля фельдфебель отослал из Цшорнау к крестьянам группу из 15 товарищей, которые стали жить и работать у хозяев совершенно свободно – только под их контролем и ответственностью. В результате в казарме опять стало достаточно места, но я лишился лучших друзей: одного из основных «добытчиков» дополнительного питания – Лёши Маляра, Виктора Чайкина и Андрея Дмитриевича Шныкина.

В деревню Дойчбазелитц попал молодой украинец Николай Скотний, судьба которого оказалась очень трагичной. Дело в том, что когда в конце апреля эту деревню заняли наши войска и несколько красноармейцев, заметив у хозяина Скотнего дочь лет 18, собрались её изнасиловать. Но Николай попытался защитить девушку. За это насильники расстреляли его. Хозяин похоронил Колю во дворе, а потом перезахоронил на местном кладбище.

Аналогичная судьба оказалась и у Станислава (Стано), польского работника нашей хозяйки Марии Шольце. В те же дни апреля, когда нас там уже не было, вступили в деревню красноармейцы. Они решили забрать у хозяйки обеих лошадей, и Стано оказал этому сопротивление, за что был немедленно расстрелян.

…В последние февральские дни из членов моего «колхоза» основными «организаторами» дополнительных продуктов питания остались лишь Андрей Маркин и Василий Серегин, работавшие с мастером Фридрихом на городской канализационной станции. На её территории, которую из немецкого начальства редко кто посещал, они летом устроили маленький огород и даже соорудили парники для выращивания табака, лука и овощей. Кроме того, со своим мастером они занимались реализацией удобрений из фекалий за спирт и продукты питания. Значительную часть этих продуктов и овощей они приносили в лагерь для своего «колхоза». В первые дни марта Андрей с Василием завершили сооружение на станции небольшого бункера, в котором рассчитывали отсидеться, убежав из лагеря, и дождаться прихода наших войск.