Это было необычное ощущение. С юридической и фактической точки зрения каждый должен был рассчитываться по своим долгам. Но дефолт Минфина распространил это моральное право не платить на всех. Правительство, объявляя дефолт, говорило только о своих обязательствах по обслуживанию ГКО, но в тот момент все автоматически переносили это и на себя. В многочисленных взаимных переговорах моральное право не платить было превалирующим. А всякое желание и даже готовность рассчитаться воспринимались как щедрость и блажь.
На рынке все замерло – точнее, все начинали с чистого листа.
Борис Йордан расставался со Стивеном Дженнингсом, Рожецкин – с Йорданом. Росбанк отходил от Онэксимбанка, который закрывался. Один за другим останавливались и рушились крупные банки. Собственно «монстров» тогда не осталось вообще.
Все начинали с нуля.
Решение начинать свой собственный бизнес не было еще для нас окончательным, мы только начали это между собой обсуждать, думать об этом. И тут мне случайно кто-то позвонил и сказал, что освободился мой бывший «тубовский» офис на Трехпрудном – и что его сдают в аренду!
Я замер на мгновение, пробежала какая-то дрожь и рой налетевших воспоминаний.
Это был знак, это была судьба.
Именно в ту секунду я принял окончательное решение: мы уходим и начинаем собственный бизнес!
Это было старое здание начала века в стиле русского модерна. Великий Шехтель построил его для фабричной конторы типографии Левенсона. Мы отреставрировали его Тверьуниверсалбанком в 1993-м и тогда же перенесли туда наш главный офис.
Мой кабинет был угловой, на втором этаже, с эркером в виде ласточкиного гнезда. Там, среди окон эркера, стояла пальма, а над рабочим столом висел портрет княгини Лобановой-Ростовской.
С первого этажа на второй вела большая, с огромными перилами, витая каменная с плавными линиями углов белая-белая лестница с чуть желтоватой окраской перил.
На площадке между первым и вторым этажами висело большое, в золоченой раме, зеркало – подарок Марины Цветаевой. Она подарила его типографии Левенсона за издание ее первого сборника стихов. Цветаевы жили где-то там же, неподалеку, на Трехпрудном.
Я безумно любил этот дом, это место, вообще весь этот район у Патриарших – и сразу рванул туда.
Офис выглядел неопрятно, как выглядит любой офис, из которого выехал вчерашний арендатор. Стены поцарапаны, везде листы бумаги, остатки мебели, пустые коробки, ленты скотча на полу, но все равно… это был он – мой офис, мой дом.
Я оставил его три года назад. Тут я начинал свой бизнес, тут я впервые почувствовал его запах, его идеи, его азарт. Мне так не хватало его все эти три года!
В волнении я зашел в свой старый кабинет.
Сразу резанул темно-зеленый цвет стен, в который перекрасил их генеральный директор «Ренессанс-страхования», который вот только съехал. Раньше у меня был кабинет белый и светлый, а теперь он был темным и зеленым. Это резало глаз, но плотный цвет придавал ему больше возраста и осмысленности.
«Пусть таким и останется», – решил я.
На следующий день я позвонил Прохорову и попросил о встрече. Он сразу понял предмет. Не уговаривал, не переубеждал – а наоборот, ободряюще сказал, что знал: рано или поздно этот разговор должен был случиться – и что он понимает, что каждому человеку нужна свобода.
Я поблагодарил его за все, что он мне дал в эти три года, – и мы пошли делать… собственный бизнес.
Приложение
В московском филиале Тверьуниверсалбанка разработан оригинальный проект, позволяющий активно использовать средства, которые в настоящее время лежат без движения на корсчетах банков в операционном управлении (ОПЕРУ) ЦБ России.