Госбанками были Сбербанк, ВЭБ и ВТБ. Их представители сидели молча. Они имели в портфелях ГКО, они должны были иностранцам и вкладчикам, но при этом полностью зависели от ЦБ и Дубинина, а потому просто молчали в ожидании общего решения.
Веселыми были Фридман (Альфа-банк) и Потанин с Прохоровым (Онэксимбанк).
Все остальные сидели с мрачным видом.
За столом говорили в основном Фридман и Потанин. Они говорили, что все плохо, но при этом улыбались, показывая тем самым Дубинину, что плохо не по их вине, а скорее по его. И если теперь кому-то нужно искать решение, то ему, а не им.
В тот день от Дубинина и Алексашенко ко всем банкирам, кроме общих слов, поступило два смысловых предложения.
Во-первых, банкам нужно держаться вместе, чтобы пройти сложное кризисное время. Идея объединения банков в некие пулы была основной в том обсуждении. ЦБ не предложил каких-то конкретных механизмов или схем, он просто упорно всем намекал, что если они между собой как-то объединятся, то доверия станет больше, расчеты наладятся и вообще весь банковский механизм опять заработает.
Эту идею все в общих чертах поддержали. Все понимали, что находятся на дне, и если как-то выбираться, то нужно вместе. А тем более если ЦБ говорит, что готов помогать.
После той встречи наметились четыре основных потенциальных банковских пула: условно говоря, «олигархический» (Онэксимбанк, «Менатеп» и Мост-банк), «газпромовский» (НРБ, Инкомбанк, Газпромбанк, ПСБ и Автобанк), «московский» (Банк Москвы, Мосбизнесбанк, «Гута» и др.) и «центробанковский» (Сбербанк, ВТБ и ВЭБ).
Но больше всего собравшихся волновал вопрос вкладчиков. Что делать с людьми, которые осаждают отделения банков?
Тогда еще не существовало АСВ (Агентства страхования вкладов), и Алексашенко предложил воспользоваться «проверенной» схемой Тверьуниверсалбанка: все вклады будут полностью гарантированы ЦБ, но для этого нужно заключить договор со Сбербанком и передать ему соответствующие активы.
Банкиры молча выслушали это предложение, но никто его не поддержал.
Пойти на такое означало лечь под Сбербанк и в результате лишиться лицензии. У «крупняка» в тот момент уже была другая модель решения проблемы вкладчиков и вообще модель выживания – бридж-банк. Это когда старый банк банкротится, а все живое и хорошее переносится в новый, свежий банк. Но никто из присутствующих банкиров про эту модель не обмолвился и даже не упомянул, хотя все тогда или искали, или уже нашли тот новый банк, куда они будут переносить свой бизнес.
Вообще на той встрече было мало конкретики, звучало мало практических предложений и путей решения. Все просто хотели выговориться или послушать других, но в первую очередь – просто понять, как такое случилось и кто во всем этом виноват.
Вообще тема вины все время витала над столом.
Сергей Дубинин со своей окладистой бородой и спокойной манерой разговора был похож скорее на академического сотрудника, чем на жесткого банкира-переговорщика. И к концу этой «дискуссии» стало складываться впечатление, что виноват во всем скорее он, а не все присутствующие здесь банкиры. Это банкиры должны были по кредитам иностранцам, это они не возвращали деньги вкладчикам, это у них остановились расчеты – но во всем виноват был Дубинин, и искать решение предстояло Центральному банку.
В тот момент мне стало жалко Сергея Дубинина.
Стол был длинный и прямоугольный, Дубинин располагался на дальней его стороне, а я среди остальных, в другом конце, прямо напротив.
Я сидел на той встрече и все время смотрел на него.
Ровно два года назад в прямом эфире ОРТ Сергей Дубинин объявил, что отзывает лицензию у Тверьуниверсалбанка. Я очень хорошо запомнил тот момент, когда в одно мгновение на меня накатила абсолютная беспомощность.
Теперь таким же беспомощным сидел передо мной на другом конце стола он сам. Сейчас Сергей Дубинин отзывал лицензию у самого себя.
Это была странная смесь чувств: одновременно злорадства и гордости, волнения и тревоги…