Как если бы я спятил

— Херре, у нас в запасе еще полчаса. Я хотел бы кое о чем тебя спросить. Можно потолковать с тобой с глазу на глаз?

Прихватив по чашке кофе, мы садимся на лавочку в углу сада. Я пру напролом:

— Херре, не знаю почему, но я завидую тому, какое впечатление ты производишь на людей. Ты кажешься таким спокойным, благожелательным, открытым, веселым. Ты все время смеешься и буквально со всеми находишь общий язык. Но ведь в жизни так не бывает. Не пойми меня превратно, но ведь у каждого человека иногда возникает хоть капля неприязни к другому. Согласен? Всех нас иногда захлестывают эмоции. Как ты с ними справляешься? Что у тебя за секрет? Как тебе удается оставаться жизнерадостным и дружелюбным в любой ситуации? Как это возможно беспрестанно улыбаться?

В ответ Херре конечно же смеется. Чуть дольше, чем обычно. Я не сдаюсь и смеюсь вместе с ним. После короткой паузы он слегка наклоняется вперед. Упираясь локтями в колени, он скрещивает пальцы под подбородком, как бы в раздумье.

— О’кей, я понял твой вопрос. Я тебе помогу. Сейчас все объясню.

Передо мной вдруг совершенно иной Херре. Он преисполнен решимости взять на себя роль старшего товарища, и мне любопытно, что он сейчас скажет.

— Первое и самое важное, что нужно осознать, — всегда есть кто-то лучше и добрее тебя. Это данность. В той же комнате, в том же городе, провинции, на той же планете, не важно. Этот кто-то, без сомнения, есть. Он существует.

И этот кто-то сразу поймет, что ты стараешься казаться тем, кем не являешься на самом деле. Поэтому никогда никого не строй из себя. Жалкое зрелище. Уж лучше выглядеть серой мышкой, если это поможет другому человеку почувствовать свое превосходство. С этого момента терять уже нечего. Зато есть что приобрести. Вот ты и смеешься — невинно, обезоруживающе, без задней мысли, искренне и неподдельно. Помимо смеха существуют сотни других способов: можно заикаться, спотыкаться, прихлебывать. Делать все, что выдает в тебе человеческое. Но это работает только тогда, когда действительно веришь, что рядом есть кто-то лучше тебя.

Херре улыбается обворожительной, но скромной улыбкой. Он поднимается с места и оставляет меня в полной растерянности. Кто бы мог подумать? Что фризская рабочая лошадь научит меня искусству общения? Все им сказанное звучит настолько естественно, что я тут же решаю опробовать его теорию на практике. Это будет непросто — ведь я вот-вот окажусь у всех на виду, — но зато смогу всласть наулыбаться.

82

На открытии стены присутствуют все больничные шишки, за исключением Смюлдерса. Они рассматривают и обсуждают мою работу. Гровер гордо демонстрирует Марике синюю гребную лодку. Оригинал, единственное желание, которое я смог перенести на холст, висит в его комнате. Марика любуется моей версией мира на земле. Гаргамель и смурфы[49], обнимающие друг друга, Бэтмэн и Джокер, распивающие капучино во французском кафе. Сюжет пусть и не совсем вневременной, но зато нейтральный, в духе больницы. Степенный доктор Мандерс взывает к тишине. С благодарностью на лице он берет слово. Говорит он медленно, и, похоже, произносить речи ему не в диковинку.

— Я немного загораживаю. Иначе не получается. Это грандиозное произведение искусства. Это прекрасное произведение искусства. Исполненное одним из наших талантливейших жильцов… Беньямином Крёйзе. (Неминуемые аплодисменты и неминуемое чувство неловкости.) Но это отнюдь не сольный проект, правда же, Беньямин? (Смех! Кивание!) Это проект всей больницы — именно поэтому он такой особенный. Эта роспись отражает надежды и желания пациентов и сотрудников. Заветные желания реальных людей, собранные во время заключительного представления «Радужного парада». Ваши искренние желания делают это творение неповторимым. Желания как кирпичи пирамиды, вместе составляющие потрясающее единое целое. Беньямин это увидел. Он великолепно отразил намерения нашей больницы и смог проникнуть в сердца людей, которые здесь живут и работают. Ведь именно люди определяют это уникальное сообщество, а не наоборот.

Настенная роспись и приветственная речь вызывают шквал аплодисментов. Меня похлопывают по плечам и осыпают комплиментами. Доктор Мандерс вручает мне букет цветов, который я тут же отдаю Марике.

— Для нашей группы, — говорю я (неуклюжий дурак).

Изабель подходит меня обнять, а Херре улыбается мне на расстоянии и поднимает большой палец. Меня не так уж сильно напрягает все это внимание, но я рад, что программа не затягивается. Первые семинары начинаются уже через пару минут, и это значит, что мне пора на «молитвенное собрание».

83