Как если бы я спятил

Тут же вспоминаю о свидании со Смюлдерсом. Бегу в душ. И только в душе до меня доходит, что я собрал далеко не всех муравьев. Несколько из них, как пить дать, сейчас разгуливают в отрыве от своей группы. По моей комнате. Вдали от своей королевы. Отрезанные от целостного организма, одни в чужом мире.

88

В приемной меня встречает тот же охранник, который передал мне утром записку от Смюлдерса.

— Молодец, ты как раз вовремя. Следуй за мной.

Служебный отсек пустует — все на спортивных мероприятиях. Даже секретарши Смюлдерса нет. Охранник трижды стучится в кабинет.

— Да, входите. Ага, молодой господин Крёйзе. Проходи, садись, — обращается Смюлдерс ко мне.

А потом говорит охраннику:

— Мы ненадолго. Так что если ты подождешь в приемной, то через десять минут сможешь отвести его обратно.

Я нервничаю. Не могу собраться с мыслями. Не могу успокоиться. Сгрызаю в кровь ноготь мизинца. Кладу мизинец в рот, отсасываю кровь и стараюсь вспомнить слова Херре. Смюлдерс сильнее в этой игре и выйдет из нее победителем. Мне это на руку. Ведь мой успех предопределен его победой.

— Хорошо. Ты наверняка знаешь, о чем мы должны сегодня побеседовать? — Смюлдерс шагает к своему глобусу со спиртными напитками, где в прошлый раз закончился наш разговор. Только не выпендривайся, убеждаю я сам себя.

— Да, о нашем уговоре, господин Смюлдерс. Уговор дороже денег! Если вы, конечно, не передумали, — на последнем предложении я слегка заикаюсь. Очень хорошо! Теперь очередь Смюлдерса.

— Да, уговор. В том числе. Ты идешь на поправку. Прогресс налицо! Я слышу, что тебя даже хотят выписать. И когда я это слышу, я все-таки немного беспокоюсь. Беспокоюсь о нашем соглашении. Станешь ли ты его придерживаться, когда выйдешь на свободу?

Ну вот. Я так и знал. Он сдрейфил. Он боится за свою шкуру. И сейчас все зависит от меня. Так же как и полгода назад. Надо постараться его убедить.

— Вообще-то я очень доволен нашим уговором. Он ускорил мое излечение. Впервые мне удалось освободиться от своего прошлого и сосредоточиться на будущем.

— Да, да, на будущем. А ты уже придумал, как вернуть свои деньги в этом будущем? — Смюлдерс стоит ко мне спиной со стаканом виски. Он смотрит в окно на сад. Наверное, сейчас моя команда играет там в петанк.

— Нет, я не хочу возвращать свои деньги. Это вообще не мои деньги. Я же не зря решил от них отказаться. Эти нелепые деньги были частью моего нелепого прошлого. Под этим прошлым подведена черта. Я от него отрекаюсь, — я сам немного пугаюсь такой тирады. Уж больно она откровенна.

— Ты решил от них отказаться?

— Да. (Взгляд лабрадора, едва заметное подергивание плечами.)

И снова кажется, что время остановилось. Смюлдерс хрустит костяшками пальцев и наконец отвечает.

— Ты прав. Это было твое решение. И думаю, лучшее.

Так это была просто уловка. Он лишь искал подтверждения. Он хотел внушить мне, что это мой выбор. Смюлдерс крепко держится в седле и никому не позволит себя оттуда сбросить. Сейчас он сидит еще прочнее. Вот что ему требовалось.

На столе лежит листок бумаги и ручка. Смюлдерс пододвигает их ко мне. Это, несомненно, документ, в котором я отказываюсь от денег. Я даже его не читаю. Ужасный шрифт, бланк тонкий, как пергамент. Меня тошнит, и я быстро ставлю свою подпись. И одновременно черту под своим прошлым. Все. Оставьте меня в покое. Теперь я хочу только вперед.

— Хорошо. Теперь поговорим о другом. Ты великолепно расписал стену. Я так понимаю, ты снова увлекся живописью?

— Да, господин Смюлдерс. Живопись — моя новая страсть.

— Прекрасно. Похвально уметь увлечения. Продолжай рисовать, мой мальчик, желаю тебе всяческих успехов в твоей дальнейшей жизни.

Его протянутая рука означает «поздравляю, спасибо за игру и всего наилучшего». Я с облегчением прощаюсь с самым страшным психиатрическим пациентом в моей жизни. В коридоре меня поджидает охранник.

— Пошли.

Чем скорее, тем лучше.

— Если поторопимся, то я еще успею сыграть в настольный теннис.

89

В саду вокруг теннисных столов сгрудились пациенты и сотрудники. Я тут же вспоминаю Метье и надеюсь, что это столпотворение не предвещает ничего дурного. Заслышав радостные вопли, я понимаю, что все в порядке, и подхожу ближе узнать о причине веселья.

По одну сторону стола размахивает ракеткой спортивный тренер нашей больницы. Этакий перекаченный «спортсмен Билли»[51], который раньше всегда был отличником по физкультуре, потом получил спортивное образование и теперь считает, что весь мир держится на спорте и спортивных достижениях. На нем майка без рукавов, а под мышками большие разводы от пота.

Его противником выступает Гровер. В своей майке-поло восьмидесятых годов и сочетающейся с ней бейсболкой «Daf-tracks»[52] он достоин персональной фотосессии. К тому же, сейчас за игровым столом он вытворяет чудеса. Новость мирового значения в нашем крошечном мирке.

Я протискиваюсь вперед и оказываюсь рядом с Франком. Я спрашиваю у него, какой счет.