Как Ельцин стал президентом

Бочаров был вхож к Рыжкову и Горбачеву, добился льготных условий для своего концерна, привлек в «Бутек» ряд зарубежных фирм и совместных предприятий. Под крышу концерна собрал немало светлых умов от экономической науки. Но при всех его, казалось бы, положительных качествах, в глаза бросалась его самовлюбленность, стремление покрасоваться. Более того, в действиях Бочарова часто просматривалась некоторая авантюрность. Сначала у него появилась программа «400 дней», которую, как утверждали осведомленные люди, он «занял» у Явлинского. Естественно, произошел скандал, и Явлинский в прессе обвинил Михаила Александровича в плагиате. Но этот факт, правда, право даже, нисколько не умалял организаторские способности Бочарова. Он по-прежнему оставался отличным специалистом. Речь шла о человеческих качествах, что, естественно, не могло не отразиться на мнении депутатов. Перед Ельциным встала дилемма: назвать ли кандидатуру Бочарова как единственно возможную или же рассмотреть имена и других соискателей? Когда Борис Николаевич, по старой привычке, поинтересовался моим мнением, я сказал, что в случае избрания Бочарова у Ельцина появится дополнительная «головная боль». В принципе, Борис Николаевич думал, наверное, то же самое, но ему мешали личные отношения. Ведь Бочаров баллотировался в народные депутаты как верный соратник Ельцина. И еще тогда поговаривали, что это были целевые выборы — именно Михаилу Александровичу прочили пост «премьера» России.

С другой стороны, сложность заключалась в том, что когда Власов снял свою кандидатуру на пост Председателя ВС России, его вызвали в ЦК и категорически потребовали включиться в борьбу за кресло премьер-министра РСФСР. Созвали на совещание к Горбачеву больше сотни депутатов-коммунистов и поставили перед ними задачу: голосовать только за Власова. Мне лично трудно представить «рядом стоящих» Ельцина и Власова. Но весь фокус состоял в том, что лишь Председатель ВС мог назвать кандидатов в председательское кресло российского Совмина. Началась такая закулисная свистопляска, что только держись. К Ельцину шли и шли коммунисты, аграрии, военные, промышленники и внушали ему, что Бочаров «не проходной». (Я участвовал во многих совещаниях и всюду слышал одно и то же: Бочаров — непроходной…) Давайте, мол, называйте Власова. А Борис Николаевич смотрел спокойно сторонникам Власова в глаза и говорил: «Я хоть сто раз повторю имя Власова, но только при одном условии: вместе с именами альтернативных кандидатов, среди которых будет Бочаров». Они опять за свое: «Хорошо, пусть будет хоть сам сатана, но только фамилия Власова должна быть названа». Ельцин отбоярился: хорошо, мол, подумаю…

Но мы уже сами чувствовали, что при таком раскладе Бочаров оказался в явных аутсайдерах. Тем не менее продолжали зондировать расстановку сил, беседовали со многими депутатами, председателями депутатских комитетов и комиссий.

Предварительная работа была чрезвычайно насыщенная, хотя со стороны и малозаметная.

И вот, сопоставив все «за» и «против», Ельцин пригласил к себе Власова. Когда он пришел, я был в приемной. Зашел улыбающийся, вальяжный человек, ничуть не сомневающийся в своей значимости, поздоровался со всеми и направился на беседу с Ельциным. Однако долгого разговора не получилось, ибо Борис Николаевич, как всегда, лаконично изложил суть проблемы. Сказал же он Власову примерно следующее: «Будьте мужественны и снимите свою кандидатуру. Я не смогу с вами работать»… Однако Власов Ельцину ответил в том духе, что, дескать, сделать он этого не может, поскольку дал слово своим товарищам баллотироваться на место премьер-министра. Шеф опять гнет свое: «Поймите, Александр Владимирович, вы попадете в некрасивое положение, потому что я хоть десять часов подряд буду называть кандидатов, но вашу фамилию все равно не назову»… А Власов упрямо: «Не сниму, хоть убейте»… И те, кто стоял за Власовым, прекрасно понимали, что эта их креатура — последний рубеж, за который еще можно зацепиться.

После их разговора захожу в кабинет Бориса Николаевича и застаю его вконец расстроенным. Стали прикидывать разные варианты, как когда-то делали это в Госстрое. Я его начал успокаивать: что же, мол, еще можно ожидать от правоверного партийца? Конечно, он будет упираться, ибо это последняя надежда номенклатуры остаться у власти. Ведь создать и противопоставить консервативный Совмин демократическому парламенту — это голубая мечта Горбачева и Лукьянова. Я, кстати, сказал Борису Николаевичу, что все надо делать по Конституции, которая дает право Председателю ВС самому называть кандидатуры. Как в свое время сделал Горбачев, назвав Павлова, Лукьянова и Рыжкова.

Так Борис Николаевич и решил поступить. Пригласил к себе Бочарова — давай, мол, Михаил Александрович, посоветуемся. Бочаров предложил свой вариант: пойти в альтернативной связке с Силаевым и Рыжовым. «Силаева я «легко переиграю», а Рыжов сам снимет свою кандидатуру в «мою пользу», — размышлял Бочаров.