Как две капли крови

Крушинин глушителем автомата сдвинул лохмотья, оставшиеся от входного полога первой палатки, и посветил внутрь тактическим подствольным фонарем. Все внутренности палатки были залиты кровью. Каменно-земляной пол был тоже покрыт брезентом, основательно иссеченным осколками. Некоторые из них там, в полу, не застряли, но рикошетили и улетели еще куда-то. Видимо, они намеревались израсходовать свою убийственную силу по ее прямому назначению.

Граната от РПГ-7 прорвала двойной слой брезента палатки и ударила в середину сиденья стула, стоявшего перед столом, под керосиновой лампой, подвешенной к потолку, пробила его. Лишь после этого она, видимо, и взорвалась, рассыпая по палатке осколки. Сам стул при этом умудрился каким-то неведомым и невероятным образом заскочить на стол и замереть там в относительно устойчивом положении, но только на трех ножках, погнутых осколками. Четвертая была отрублена полностью.

Ибрагим Владимирович вошел в палатку и пересчитал убитых боевиков. Внутри их было только пятеро. Бандит, шею которого перерубила малая саперная лопатка, так и лежал снаружи. Он был шестым.

Во второй палатке оказались только трое бородатых бандитов. Еще столько же боевиков лежали снаружи. Их тоже достали осколки гранаты, разорвавшейся внутри палатки, да и пули, посланные солдатами взвода лейтенанта Радужного.

В третьей палатке, предназначенной для размещения бандитского резерва, оказалось всего двое бандитов. Они не успели полностью влезть в штаны, только ноги туда засунули. Зато снаружи лежали аж шестеро боевиков.

По подсчетам командира роты выходило, что эмир аз-Захари держал в резерве только два десятка человек. Не так уж и много.

Последней была проверена та палатка, в которой на момент атаки вроде бы находились землекопы. Анчар зашел в нее и сразу посветил фонарем на раскрытую ладонь бандита, лежащего у выхода. Эта рука явно никогда не держала лопату. Конечно, ладонь была сильная, но белая. Этот человек, скорее всего, при жизни куда лучше умел нажимать спусковой крючок автомата, нежели работать лопатой.

Грудь бандита была разорвана сразу двумя автоматными очередями. Судя по следам, убийца стрелял в него с достаточно близкой дистанции. Кроме того, у него были пробиты пулями обе ноги, но это ранение было не таким свежим, как в грудь.

Старший лейтенант резким движением разорвал камуфлированную рубашку, осмотрел правое плечо и бицепс покойного бандита. Лиловый синяк тянулся как раз между ними. Эта картина была типичной для любого стрелка.

— Это совсем не землекоп, а самый обыкновенный бандит, — сделал вывод Крушинин и приказал командиру отделения, вошедшему в палатку следом за ним: — Младший сержант, немедленно проверить у всех плечи и бицепсы на предмет синяков и ладони на пристрастие к работе лопатой! Быстро! Мы торопимся!

Младший сержант отдал команду бойцам и первым же принялся ее выполнять. Одного из солдат отделения вырвало, когда он попал рукой на окровавленное горло мертвого бандита. Но парень продолжил выполнение приказа, показывал, что он вполне в состоянии преодолеть свою брезгливость.

Ибрагим Владимирович вполне понимал состояние этого солдата. Он сам в первые годы службы брезговал чужой кровью, потом переборол себя, как сейчас солдат, и привык. Дальше уже было легче.

Среди одиннадцати покойников, которые валялись в палатке, вызывали сомнение ладони только двух. Их руки могли бы справиться с лопатой. Но и у этих двоих на плече и на бицепсе присутствовали синяки, оставленные прикладом автомата. Отдача пощады не знает.

У Крушинина новые синяки переставали появляться обычно только к концу полугодовой командировки на Северный Кавказ. Однако боль в самом плече и в верхней части бицепса не проходила еще долго. Кожа в этих местах приобретала стабильный оттенок лилового, словно бы застарелого кровоизлияния.

Когда Ибрагим Владимирович вернулся из прошлой командировки, Полина обратила внимание на его плечо и поинтересовалась, что это такое.

— На БМП сверху ехал, на броне, по дурости своей ни за что держаться не стал. А тут кошка на дорогу выскочила. Механик-водитель внезапно резко затормозил, я на обочину вылетел и плечом о камень не слабо шарахнулся, — ответил он.

— Хорошо, что плечом, а не головой, — сказала тогда Полина.

— На голове шлем был. Его даже пуля не берет. Мне куда легче было бы.

Ибрагим Владимирович не любил рассказывать кому бы то ни было о своих военных буднях и о том, что стрелять в командировке иной раз доводится все семь дней в неделю. Это автоматически говорило бы, что и в тебя тоже стреляют. Старший лейтенант особенно не хотел вести подобные разговоры именно с Полиной. Он вообще был далек от мысли преподносить себя ей как участника боевых действий.

А когда она однажды задала ему вопрос о том, что спецназовцы делают в таких командировках, Крушинин в ответ только плечами передернул и совершенно спокойно, без всяких эмоций проговорил:

— Ездим по селам, документы проверяем, обыски проводим, оружие конфискуем.