Как было — не будет

Мадам говорила торжественно, голова Сергея Платоновича все глубже уходила в плечи. Голос мадам вызывал у Вики протест, но она держалась.

— У меня каникулы, — сказала она холодно, когда мадам закончила свою тираду, — законный отдых после учебного года.

Сергей Платонович постучал пальцами по ручкам кресла и, виновато озираясь, сказал:

— Ты не отдыхаешь, а бездельничаешь.

— Это разные вещи — отдых и безделье, — объяснила мадам.

Вика посмотрела на Мавра, который сидел под стулом, и заплакала. Она заплакала не оттого, что она бездельница, просто эти чопорные, смешные Красильниковы не имели права говорить с ней так. Какое им дело, как она живет?

Мягкая, теплая рука коснулась ее. Мадам гладила ее голову, и голос ее звучал растерянно:

— Вика, ты должна нас понять… Мы желаем тебе только добра.

Вика замотала головой, освобождаясь от руки, и подумала, что больше никогда не придет к Красильниковым. Пусть сейчас говорят что хотят, она выслушает и уйдет от них навсегда.

Когда пришла Галка, Вика сидела возле телефона с печальным, отрешенным лицом.

— Знаешь, — сказала она вошедшей Галке, — я только что разговаривала с Толиком. Он пригласил меня на свадьбу. Ты думаешь, он влюбился?

— Ты ненормальная, — сердито сказала Галка, — конечно же он влюбился.

— А вот те, в кино, любили друг друга и не женились. А потом она сгорела в самолете. У Толика такой любви быть не может.

— И слава богу, что у него будет другая любовь.

— Он ее приведет к себе. Она некрасивая, с большими ушами. Соседи включат ее в список дежурств по местам общего пользования.

— Перестань болтать. — Галка пошла на кухню, но вдруг повернулась и пристально посмотрела на Вику. — А почему у тебя такое лицо? У Толика есть глаз — сейчас и я вижу, что ты похожа на мадонну.

— Я плакала, — ответила Вика, — я была у Красильниковых и там плакала. А потом позвонила Толику.

— Тебе обидно, что Толик женится?

Вика пожала плечами:

— Мне все равно.

Потом, когда Галка пила на кухне чай с докторской колбасой, Вика сидела напротив и рассказывала о Красильниковых.

— Представляешь, эта мадам вздумала наставлять меня. А этот молчун Сергей Платонович тоже, оказывается, озабочен моим образом жизни. Они решили меня сделать сказочно богатой: «Ты поработаешь месяц табельщицей на стройке и вместе с прогрессивкой получишь сто рублей». Галка, я спрашиваю тебя, какое им до меня дело? Галка, какое это все-таки счастье, что он тогда перепутал и пришел к другому магазину…

Галка подавилась колбасой. Чай прыснул у нее изо рта, на глазах выступили слезы. Вика вскочила, стала бить своей крепкой ладошкой по худенькой Галкиной спине. Галка откашлялась, пошла в комнату и легла. Вика стояла над ней и размахивала руками:

— Я, конечно, как последняя дура расплакалась. А потом, когда пришла в себя, подумала: а у самой мадам какой образ? Вышла замуж за дурака и счастлива.

Вика остановилась и увидела, что глаза у Галки чужие, а на щеках, под глазами, два красных пятна.

— Тебе плохо, Галка?

— Мне плохо. Уйди от меня. Мне плохо от тебя.

Вика отошла, ничего не понимая. Потом сказала:

— Ну и пусть. Ты думаешь, что у меня жестокий возраст, а на самом деле — несчастный. Никто со мной не считается. И тебе я неинтересна.

— Ты мне отвратительна, — сказала Галка, перевернулась на спину и стала смотреть в потолок.

Вика ушла на кухню, сидела там и думала: никто не любит правды. А она все равно будет говорить правду. Это, наверное, ее профиль. Она станет судьей или журналистом. Галка тогда скажет: «Ты еще подростком не терпела вранья».

Она тихонько вернулась в комнату; думала, что Галка уже спит, но та по-прежнему лежала на спине и курила.

— Галка, не сердись на меня, — мирно сказала Вика, — я наконец нашла свой профиль.

Она думала, что Галка спросит какой, но Галка, не глядя на Вику, сказала:

— Я ночую у тебя, Красильниковы кормят. А зачем ты нам нужна?

— Не злись, Галка, — Вике очень хотелось помириться.

— Мы это делаем, потому что любим твоих родителей. А ты пользуешься, и никакой доброты…

— Я добрая! — Вику напугали ее слова.

— Я в этом не уверена. У тебя каменное сердце.

— Ты меня просто не понимаешь. У меня совсем не каменное сердце. Я в папу. Мы с юмором.

— Один прикрывает юмором доброту, а другой — пустоту.

— Я доброту, — твердила Вика, — я доброту прикрываю. Неужели, Галка, добрые люди не имеют права говорить правду?

— Какую правду?

— Ну, вот я сказала про мадам, что она вышла замуж за…

— Замолчи! — Галка крикнула и обессиленно прикрыла лицо ладонями. — Что ты знаешь про мадам? Что ты знаешь…

Через час они опять сидели на кухне, пили чай, и Галка говорила:

— Сердце словами обучить нельзя. Голову можно, а сердце нельзя. Сердце само все должно знать. Оно должно знать, что доброта рождается из благодарности.

— И любовь иногда рождается из благодарности, — говорила Галка. — Может быть, поэтому Сережа и женился на мадам.

Вике хотелось спросить: «А ты почему одна? Никто не любил? Или не захотела из благодарности?» Хотела спросить и могла бы, но уже понимала — нельзя.

КАК ВАМ ПОЕТСЯ

Что делать, если хочется петь?

Надо петь.