Как был придуман алфавит

— Ой, нет, — сказал папа. — Если будешь рисовать торопливо, то потом можно запросто спутать одно яйцо с другим. Шу-шшу-у-у... Придумал! Мы проделаем дырочку на верхушке круглого яйца: это будет значить, что звук « о-о-о» вытекает оттуда тоненькой струйкой и превращается в « у-у-у». И приставим снизу лягушачью лапку, чтобы уж точно не спутать. Вот, смотри.

И вот он что нарисовал:

— Ой, как красиво! Куда как лучше худой лягушки! Давай рисовать дальше, — сказала Таффи, усердно царапая акульим зубом по своему куску берёсты.

И Тегумай дрожащей от нетерпения рукой стал рисовать дальше, пока у него не получилось вот что:

— Таффи, давай ты не будешь смотреть на небо и попробуешь разгадать, что это значит по-тегумайски, — сказал он. — Если у тебя получится, тогда мы точно разгадали самый главный в мире секрет.

— Шесты… пробитое яйцо… карпов хвост и карпов рот, — сказала Таффи. — Шу… йа. Небо и вода… вода с неба! Дождь! — И тут ей на руку упала капля, потому что погода начинала портиться. — Ой, папа, начинается дождь. Ты это загадал?

— Да, именно это! — ответил папа. — И заметь, я даже рта не раскрыл!

— Наверное, я и так бы сразу поняла, но когда на меня капнул дождь, тут я уж точно поняла. Теперь никогда не забуду: « шу-йа» — значит, пошёл или скоро пойдёт дождь. Слушай, папочка! — Таффи вскочила и заплясала вокруг Тегумая. — Представь себе, что ты ушел раньше, чем я проснулась, и нарисовал « шу-йа» на нашей закопчённой стене, и я поняла, что собирается дождь, и заранее надела свою бобровую накидку. Представляешь, как удивится мама?

Тегумай вскочил и тоже пустился в пляс. (В те времена папы не стеснялись танцевать, когда им этого хотелось.)

— Но и это не всё! — выкрикнул он. — Нет, не всё! Вот, например, я хотел тебе сказать, что сильного дождя не будет и я жду тебя у реки, — что тогда нужно нарисовать? Скажи сперва по-тегумайски.

—  Шу-йа лас, йа мару.«Вода с неба кончилась. Иди к реке». Ой, как много новых звуков! Даже не знаю, как мы их придумаем.

— Придумаем, придумаем! — воскликнул Тегумай. — Постарайся ещё немножко, Таффи, и на сегодня закончим. Шу-йамы уже умеем писать, верно? Но этот лас— крепкий орешек. Ла-ла-ла, — пробормотал он, размахивая рисовальным акульим зубом.

— Шипящая змея в конце, а перед ней карпов рот: ас. Осталось только ла-ла-ла, — сказала Таффи.

— Ну да: нам нужно придумать это ла-ла-ла.Ведь мы самые первые на Земле его придумываем, понимаешь?!

— Ладно, — зевнула Таффи (она уже порядком устала). — Лас— это когда что-то кончилось или поломалось?

— Конечно, — сказал Тегумай. — Например, то-лас— значит, в бадье для воды опять пусто, и мама не может готовить обед, а я как раз собрался идти на охоту!

— А ши-ласзначит, что у тебя сломалось копьё. Как жалко, что я этого не знала, когда рисовала Чужестранцу этих дурацких бобров!

—  Ла! Ла! Ла! — повторял Тегумай, хмурясь и вертя в руках акулий зуб. — Вот ведь напасть какая!

—  Шуя нарисую легко и просто, — сказала Таффи. — А потом нарисую твоё копьё, совсем переломанное — вот так!

— То, что надо, — одобрил Тегумай. — Вылитое ла. И больше ни на что не похоже.

И вот что он нарисовал:

— Теперь насчёт йа. А, мы ведь его уже придумали. Тогда займёмся этим мару. Ма-мма-мамм, — как мама, когда она вечером велит тебе закрыть рот и отправляться спать. Давай-ка нарисуем закрытый рот — вот так.

И он нарисовал вот что:

— Потом карп с открытым ртом… и вот у нас ма-ма-ма! Но что делать с этим р-р-р-р-р, Таффи?

— Он такой же грубый и острый, как пила из акульих зубов, которой ты пилил доску для лодки, — сказала Таффи.

— Ты хочешь сказать, сплошные острые зубья? Вот такие? — спросил Тегумай.

И он нарисовал вот это:

— Точно, — сказала Таффи. — Но столько зубов нам не надо: оставь только парочку.

— Я вообще оставлю один, — сказал Тегумай. — Если наша с тобой игра станет интересной для всех (а я в этом почти уверен), то надо сделать эти картинки совсем простыми.

И вот как он нарисовал:

— Вот теперь всё готово, — сказал Тегумай и запрыгал от радости на одной ноге. — Теперь я смогу нанизать их на бечёвку, как рыбу на кукан.

— Может, вставить между словами какие-нибудь маленькие палочки, как между карпами на бечёвке, — чтоб они не толкались и не сбивались в кучу?

— Лучше я оставлю между ними просветы, — сказал папа. И он очень быстро и вовлечённо изобразил это всё на новой полоске берёзовой коры.

—  Шу-йа лас, йа мару, — прочитала Таффи один звук за другим.

— Всё, на сегодня хватит, — сказал Тегумай. — И вообще, ты уже устала, Таффи. Ничего, моя милая, завтра мы всё закончим. И когда самые большие деревья, которые ты видела, пойдут на дрова и сгорят в очагах, и ещё через долгие-долгие годы, — даже тогда люди будут помнить о нас.

Они вернулись домой, и весь вечер Тегумай просидел с одной стороны от очага, а Таффи с другой, и они рисовали на закопчённой стене всякие « йа»и « йо», « шу»и « ши»,и переглядывались и пересмеивались, пока мама не сказала: