Полифем сидел в кресле, не шелохнувшись и вроде бы не дыша. А что, если он взял да и умер? От тоски по хозяину? Тут он повернул голову, и мечта, как говорится, растаяла как дым.
— Его убили? — начала я проявлять чудеса сообразительности, чтобы поддержать разговор и вообще наладить взаимопонимание. Полифем кивнул, а я спросила:
— И кто ж на этот раз?
— Ты, — незамысловато ответил он.
— Серьезно? — ахнула я, но на всякий случай поискала глазами место, чтобы упасть в обморок с максимальными удобствами. Села в кресло, почесала нос и спросила:
— И когда же я его?
— Сегодня ночью, — поведал он. — В его доме. Кухонным ножом.
Было от чего прийти в отчаяние.
— Я зарезала дядю Юру кухонным ножом? — уточнила я, чтобы знать наверняка.
— Ага, — кивнул Полифем.
— Слушай, а ты часом не спятил? Как ты вообще себе это представляешь?
— А я ничего не представляю, — разговорился он, — сегодня ночью ты пришла к нему, он был один, вы поскандалили, и ты ударила его кухонным ножом в грудь. Утром его обнаружили за столом с этим самым ножом в груди и в луже крови. Зрелище неприятное.
— Еще бы, — кивнула я, пытаясь понять, зачем люди так шутят. Или не шутят? Полифем не шутил. Он смотрел на меня спокойно и вроде бы равнодушно, и смеяться точно не спешил, Я испугалась, хотя за секунду до того делать этого не собиралась.
— Не знаю, что вы опять затеяли, только все это чепуха, какой свет не видывал.
— В милиции расскажешь, — сказал Полифем. — Они любят послушать. На ноже отпечатки твоих пальцев, на кассете хорошо видно, как ты заходишь в дом и как летишь оттуда сломя голову.
— На какой кассете? — задала вопрос я, пугаясь все больше и больше.
— В доме система охраны, над дверью видеокамера. Знаешь о таких штуках?
— Слышала.
— А соседи слышали, как скандалили ночью. Пара свидетелей всегда найдется.
— Черта с два там чего услышишь, — разозлилась я. — Вокруг сад, забор, и до ближайшего дома сто километров. Кричать «ау!» замучаешься.
— Расскажи ментам, — посоветовал он.
Я прошла на кухню, выпила стакан воды и вернулась.
— Я его не убивала, и ты это отлично знаешь, — сказала я, теряя остатки оптимизма.
— Я знаю, что ты была у него ночью, что вы скандалили, А утром я нашел его мертвым. Сигнализация работала, и никто после тебя в дом не входил. Проведут экспертизу, и станет ясно, в какое время его убили. Думаю, когда ты была в доме.
— Здорово. И что дальше?
— Дальше суд и тюрьма. Если сможешь придумать жалостливую историю, получишь пять лет. Хотя могут дать и десять.
Тут я начала кое-что понимать и задышала ровнее.
— А чего ж тогда явился ты, а не милиция? Пленка, отпечатки пальцев и показания соседей — вполне достаточно, чтобы меня арестовали.
— Достаточно, — согласился он, — только об убийстве они пока не знают. Нет трупа — нет убийства.
— Ага, — сказала я, подумала и спросила:
— И чего тебе надо?
— Деньги, — охотно ответил он. — Деньги, которые ты свистнула в поезде. Они чужие, и их надо вернуть.
— Я отвезла кейс по адресу и отдала хозяйке. Ты был там и знаешь об этом не хуже меня.
Полифем стал смотреть в стену. Молча. Минуту, вторую, третью, я не выдержала и заговорила:
— Не знаю, что вы с дядей Юрой опять напридумывали, но я ему уже говорила: никаких денег у меня нет, И взяться им неоткуда. Выкладывай свой труп и заявляй в милицию.
— Лучше, если деньги ты отдашь сегодня, — сказал Полифем, а я разозлилась.
— В это дурацкое убийство я не верю. Что вы там затевали, мне ни в жизнь не разобраться, но я думаю так: где-то вы перемудрили, и деньги у вас увели. Надо полагать, деньги не малые и дяде Юре не поздоровится. Потому он решил побыть мертвым. Ночью он пытался убедить меня в том, что я их украла, но это глупость. Придется вам напрячься и поискать в другом месте.
Полифем помолчал, перевел взгляд со стены на меня и заговорил: