— Я за тобой приеду.
— Со сломанной рукой?
— Так я на такси.
— Вот что, Макс. Тебе светиться нельзя, так что держись от меня подальше, не звони и вообще не высовывайся. Если я тебе понадоблюсь, сообщи Вике, связь будем держать через нее. На квартиру к ней не суйся и вообще поосторожней. Деньга спрячь и руку лечи.
— Маринка, пока все просто здорово, но так будет не всегда. Трупы — это серьезно, и тебе стоит ненадолго исчезнуть.
— В корне неверно. Они послали меня с макулатурой? Я макулатуру привезла. Сбежала от Полифема, потому что испугалась. А кто бы не испугался? А теперь исчезать мне не с руки: все я сделала, как велели, и заслужила поощрительный приз.
— Вдруг у них свое мнение на этот счет? Приезжай ко мне, все обсудим.
— Нет. Я уже все объяснила. Держись подальше. Если смогу, буду звонить. — Я повесила трубку, не дожидаясь, пока Макс начнет приводить доводы в пользу соединения наших усилий.
Пройдя метров двадцать, я вошла в сквер и села на скамейку. Две девушки выгуливали овчарку, собачка явно хотела спать. Они брели вокруг фонтана, который в настоящее время не работал, а я думала: Макс, конечно, прав. Положение у меня шаткое и весьма опасное. Захочет ли кто выслушать мои доводы или нет — еще вопрос. А ну как они рассудят по-своему и, не мудрствуя понапрасну, для начала оторвут мне голову? Мысль паршивая, но в чьем-нибудь мозгу вполне может вызреть.
Полифем, к примеру, не производит впечатления мудрого человека. Он вполне может решить, что если денежки пропали, а я по соседству вертелась, так знать должна, где их теперь искать. Тогда мое будущее выглядит не просто туманно, а из рук вон плохо. И хоть я воспитывалась на хрестоматийных примерах стойкости и силы духа, да и характером меня как будто Бог не обидел, но, если честно, оказаться в положении подпольщика, схваченного гестапо, мне совершенно не улыбалось, и пытаться проверить силу своего духа желания не было. Человек с глазами Полифема вполне мог перещеголять самого большого фантазера из всех известных палачей, и тогда мой дух против его фантазии будет как рубль против доллара: усмехнуться, вздохнуть и махнуть рукой.
Такое направление мыслей меня изрядно выбило из колеи. Я начала постукивать зубами и ежиться. Ночной воздух, ветерок и жуткая темень в парке, который даже девицы с собакой уже покинули, оптимизма не прибавили. Я почувствовала себя одинокой, маленькой и беззащитной. Захотелось пролить слезу, прижаться к широкой груди и услышать что-то ласковое и успокаивающее. Кандидатов на роль спасителя несчастных девиц поблизости не наблюдалось, и от мысли зареветь пришлось отказаться.
Я встала и прошла вокруг фонтана, чтобы согреться и размять ноги. На ходу лучше думается и мысли приобретают оптимистическое направление. Кто-то сказал, что лучший способ защиты — нападение. Я решила это проверить. Покинула сквер и зашагала по проспекту, насвистывая и ускоряя шаг. Получалось что-то вроде марша, и польза от этого была явная: я согрелась, а в голове зарождались наполеоновские планы.
С этим самым маршем в душе я вступила на улицу, где стоял дом Юрия Петровича. То, что сукин сын жив и благодаря моим стараниям и неусыпному попечению здоров, сомнений у меня не вызывало. Следовало с ним разобраться. Стараясь держаться в тени, я приблизилась к дому. Ни в одном окне свет не горел. Дом темной громадой высился за забором, рождая в душе трепет. Я обошла его, старательно разглядывая темные окна и прислушиваясь. Ни огонька, ни звука. И все-таки что-то подсказывало мне, что Юрий Петрович здесь и, возможно, ждет меня. С нетерпением или без — не скажу, а вот что ждет, я чувствовала. Полифем о моем побеге уже рапортовал, а так как деться мне, в сущности, некуда, дорогой мой человек ожидает появления «дочки» с часу на час.
Я прошлась вдоль забора и выбрала дерево поветвистее. Влезла на него, устроилась на толстом, суку, прижавшись спиной к стволу, и уставилась на дом. Ничего примечательного не происходило, и я очень скоро заскучала. Ни одна веточка в саду не хрустнула, ни один, даже легкий, шум не коснулся моих ушей, а дом как был безмолвен и мрачен, таковым и оставался.
Я попробовала припомнить: в мой прошлый визит были здесь собачки или нет? Никто поблизости не тявкал, но встретиться с разъяренным догом или ротвейлером мне совершенно не улыбалось. Нет, собак в прошлый раз я не видела, хотя ничто не помешало бы Юрию Петровичу их на днях завести.
Вздохнув и припомнив фразу: кто не рискует, тот не пьет шампанского, — я слезла с дерева и зашагала к телефону. Он должен быть в квартале отсюда возле почты. Телефон был и работал, я набрала номер Юрия Петровича. Красивый женский голос сообщил, что я могу оставить свое сообщение.
— Юрий Петрович, — сказала я, — мне надо с вами поговорить. А может быть, идти в милицию. До разговора с вами я этого делать не хочу. В общем, встречайте.
Я повесила трубку и бегом устремилась к дому. Ни одной машины, ни одного прохожего. Все точно вымерли.