Как бы не так !

Я пошла к машине, пытаясь решить: вернуться ли в больницу и сообщить о происшествии или везти его туда самой. Чем быстрее он там окажется, тем лучше. Неизвестно, какие травмы он получил. Счет ведь мог идти не на минуты даже, а на секунды.

Я вплотную подогнала машину к нему и открыла заднюю дверцу. Моя бабушка во время войны была санитаркой, я всегда недоумевала, слушая рассказы о том, как семнадцатилетние девчонки выносили с поля боя дюжих мужиков. Однажды я пыталась поднять своего пьяного мужа и с третьей попытки смогла лишь привалить его спиной к креслу, он тут же сполз обратно, а я махнула рукой. С той поры я только и делала, что махала на него рукой, и он как-то незаметно перестал для меня существовать. Муж обиделся (кому ж это понравится), и вот уже год мы жили врозь.

Помня тогдашнюю неудачу, я с большим сомнением вернулась к мужчине. На мое счастье, гигантом он не был. Ростом не выше меня, худой и жилистый. Я подхватила его под мышки и приподняла, с удивлением убедившись, что особых сил мне не потребовалось. Укладывать его на сиденье я не стала: время дорого, да он мог и упасть по дороге. Пришлось ему лечь на полу. Торопливо хлопнув дверью, я для начала попыталась развернуться. Дело нелегкое. Передним бампером я задела дерево. Надо полагать, машина от этого лучше не стала, ну да Бог с ней. Сейчас я думала только о том, как побыстрее довезти его до больницы. Конечно, потом станет жалко машину и досадно за свое извечное невезение. Но это лучше, чем жгучая обида, которая приходит, когда помочь ты уже не в силах, потому сейчас я и летела точно угорелая.

Над дверью приемного покоя горел неоновый свет, а медбрат Володя курил, поглядывая в темноту. Я затормозила рядом.

- За тобой что, черти гонятся? - вздохнул он.

- У нас работенка, - обрадовала я его. - Человека нашла на дороге, возможно, сбила машина.

- Хоть бы раз ты нашла чего путное, - пожаловался Брат, бросил сигарету и стал проявлять чудеса расторопности, при его комплекции и обычной лени неизменно меня удивлявшие.

Отогнав машину на стоянку, я поднялась в ординаторскую. Она была пуста. На столе горела ночная лампа, я включила верхний свет и чертыхнулась: мой элегантный костюм ярко-синего цвета был в крови.

- Не везет, так навсегда, - сказала я вслух, взяла халат и направилась в душ.

Там меня Наташка и нашла. Она хмурилась и явно нервничала.

- Плохи дела? - осведомилась я, на некоторое время высунув голову из-под струй воды.

- И никакая это не авария, - вроде бы с обидой заявила она. - Где ты его умудрилась подцепить?

- В лесу. Лежал в любимой луже.

- У него множественные пулевые ранения в область груди. Может, еще чего...

- А голова? - спросила я, принимая из ее рук полотенце.

- Ерунда. Скорее всего разбил, когда падал. Царапина. А вот грудь это серьезно. По-моему, он давно должен был умереть. Сразу, как только схлопотал эти пули.

- Надеюсь, ты не в обиде, что он до сих пор жив? - осведомилась я, надевая халат.

- Ему всю грудь изрешетили, - не унималась Наташка. - А он держится. Прикинь?

- Да, без понятия человек, возись теперь с ним, - усмехнулась я. Наташка шла за мной и ныла:

- Ты ведь останешься?

- Я тридцать часов на ногах. Вызывай Петра Сергеевича.

- Звонят. Только ведь сегодня пятница, то есть суббота, дачный день. Мужика к операции готовят. Не можешь ты так со мной поступить...

Я плеснула в лицо холодной воды и обреченно кивнула:

- Ладно.

* * *

Петра Сергеевича разыскали под утро. Он приехал, когда операция уже закончилась. Похвалил меня с добродушной усмешкой и сказал:

- Значит, подарок из леса? Крестник то есть? Что же, если выживет, по гроб тебе обязан будет.

- Отчего ж не выживет? - обиделась я.

- Как сказал один остроумный мужчина о нашем брате: режут-то они хорошо, а вот выхаживать не умеют.

- Вы уедете? - спросила я.

- Уеду, Мариночка. Все, что возможно, ты уже сделала, а выходной - это свято. Особенно летом. Чего хмуришься? Ты ж не новичок, знать должна, что хирурги - жуткие циники. Привыкаешь, знаешь ли, когда каждый день с ножом на человека. А тебе немедленно спать. Такой красивой женщине круги под глазами строго противопоказаны.

- За красивую спасибо, а домой чуток подожду. Сами говорите: он мне вроде крестника.

Петр Сергеевич ушел, зато появилась Наташка, с бутербродами и термосом.

- Кишки от голодухи сводит, - пожаловалась она. - Выпей чаю...

- Не хочу.

- И я не хочу. А надо. Давай-ка, милая, ширнемся, как изысканно выражался мой бывший друг, ныне благородный отец семейства.

Я лениво протянула руку. Наташка быстро сделала укол мне, а потом и себе. Мы немного посидели с закрытыми глазами, ожидая, когда лекарство начнет действовать. Наташка долго молчать не умеет.

- Что бы я без тебя делала, - туманно начала она, а я насторожилась: не иначе как опять попросит за нее отдежурить.

- То же самое, что и со мной, - с некоторой суровостью ответила я.

- Никудышный я врач. Трусливая... Надо было идти в ветеринары, собачек лечить. И бабки там приличные, не чета нашим...

- Это точно, - согласилась я. - Давай чай пить. В девять придет Елена Кирилловна, тебе полегчает.