Как когда-то говорил Майк Уоллес, существует большая разница между вопросом, который разжигает огонь ради огня, и вопросом, разжигающим огонь ради света. Если вы задаете вопрос только для того, чтобы поставить кого-то в неловкое положение, ценность этого шага сомнительна. Если же вы хотите проникнуть в самую суть какого-либо явления, то сложные вопросы вполне оправданны.
Помните, что главное тут не пройтись павлином, потешить свое эго или набрать дополнительные очки. Главное – то, что должна и имеет право знать аудитория. Смысл интервью – докопаться до правды.
Когда я рассказывал вам об интервью, которое брала Барбара Уолтерс у Майка Уоллеса, я упомянул, что она задала ему сложный вопрос. На самом деле на протяжении разговора таких вопросов было несколько. В следующей главе в качестве приложения я приведу аннотированную расшифровку этого интервью. Но один из самых сложных вопросов, заданных ею, касался того, почему для его интервью с генералом Уильямом Уэстморлендом, главнокомандующим американскими войсками во Вьетнаме, столько вопросов написал не он сам, а кто-то другой. Она задала вопрос по поводу обвинения Уоллеса в том, что он не более чем марионетка в чьих-то руках.
В этом разговоре случилось немало замечательных моментов, но важно запомнить один: товарищеское предостережение, которое она дает Уоллесу. Уолтерс говорит: «Я хочу спросить вас кое о чем, это интересно, с одной стороны, но, вероятно, вам этот вопрос может причинить определенную боль (а может, и нет). Не такая плохая идея – предупреждать собеседника о том, что сейчас спросите о чем-то очень сложном. Именно поэтому, прежде чем задать жрице вуду вопрос о стереотипах, я извинился перед ней, на случай, если вопрос покажется ей обидным. Подобные комментарии служат чем-то вроде звукового маяка, сообщающего, что впереди начинается полоса подводных камней.
Уоллес знал, что такие вопросы последуют. Аудитория, безо всяких сомнений, ожидала, что эти темы поднимутся. Не задай их Уолтерс, Уоллес перестал бы ее уважать, да и аудитория тоже. Поэтому ей пришлось задать этот сложный вопрос.
Когда я интервьюировал Дейва Эггерса в рамках нашего «Писательского симпозиума», я сделал то, на что иду крайне редко. Я пообещал ему не задавать один конкретный вопрос.
Если бы интервью было нужно для того, чтобы я написал о нем хороший материал, никогда бы на такое не согласился. Обычно собеседники не диктуют, о чем вам можно или нельзя говорить. Но бывают исключения. Скажем, в фильме «Фрост против Никсона» команда Никсона потребовала, чтобы скандалу в «Уотергейте» было посвящено не больше четверти интервью. И Фрост согласился. Однако в подавляющем большинстве случаев журналисты не хотят никаких ограничений. Они хотят свободно разговаривать о том, что, по их мнению, интересно людям.
Однако цель «Писательского симпозиума» отличается от целей стандартной журналистики. Она состоит в том, чтобы демонстрировать миру замечательные писательские навыки гостей, вдохновлять зрителей и поощрять их литературные начинания. Так что если выдающийся писатель Дейв Эггерс согласился поучаствовать в работе симпозиума только при условии, что я откажусь от одного-единственного вопроса, то я не против этой сделки. Нам и так будет о чем поговорить.
Вопрос этот касался одной его книги, которая называется «Зейтун» (Zeitoun). Главный герой по имени Абдулрахман Зейтун стал настоящим героем после урагана «Катрина» в Новом Орлеане. Это очень хорошая документальная книга. Но, после того как она обрела бешеную популярность, Абдулрахмана обвинили в домашнем насилии, и встал вопрос о том, по-прежнему ли Эггерс поддерживает человека, о котором с таким восхищением рассказал в своем романе. Таким образом, когда Эггерс согласился участвовать в симпозиуме, он попросил об одном: чтобы я не задавал вопрос об этих обвинениях.
Во время сессии вопросов и ответов из зала кто-то все-таки спросил об этом. Мы оба тогда почувствовали большую неловкость.
Люди постоянно думали об этом случае, и их интерес не был удовлетворен.
Так, значит, можно спрашивать что угодно?
Конечно нет.
Микрофон или блокнот в руках не дает вам право влезать в частную жизнь собеседника только для того, чтобы утолить любопытство или потребность аудитории в порции сплетен. Очень важна проницательность. Важна мудрость. Важна человечность. Вы же не просто играете роль. Вы пытаетесь сделать что-то важное, что-то значимое. Но существует разница между желанием узнать больше и погоней за сенсацией, между глашатаем и вуайеристом. Сочувствие и эмпатия – это тоже важные составляющие поиска правды.
Как я уже говорил, если вы хотите задать сложный вопрос, не начинайте с него разговор. К нему нужно подойти постепенно. Я обычно ставлю самый сложный вопрос ближе к концу интервью. Если поделить разговор на три части, место сложного вопроса – за одну треть до окончания времени. Вам нужно установить приятельские взаимоотношения с собеседником и заручиться его доверием. Правильный момент – это самое важное.