Каюсь. Том 1

Вновь накатывает обида, но тем не менее, принимаю заявку и жду ответных действий. Диафрагму сводит судорогой, начинает тошнить, когда вижу, что появилось первое сообщение. Делаю судорожный вдох и открываю «диалог» с тетей Катей.

–Что с тобой творится? Кем ты себя возомнила? По-твоему, нормально так себя вести? – обрушился на меня шквал возмущения, словно не было этих месяцев молчания, и мы вернулись на исходную позицию. У меня вырывается истеричный смешок. Перечитываю раз за разом и не могу поверить.

Зачем она вообще написала? Возникает дикое желание кинуть ее в черный список и не парить себе мозги. Но к несчастью, я не такая дрянь, какой меня считают, поэтому чувствую себя обязанной ответить.

–По-моему, мы этот этап уже прошли. Если тебе больше нечего мне сказать, то лучше не трать время! -печатаю и стираю, печатаю и стираю. Не могу решиться отправить сообщение в подобном тоне. Как бы там не было, а это все же тетя Катя. Но Малыш решает за меня эту проблему, запрыгнув ко мне на колени, из-за чего я невольно нажимаю на кнопку «отправить» и с ужасом смотрю на дело своих рук. Сердце отчаянно колотится, пока тетя Катя набирает ответ.

– Не ожидала от тебя такого. Да, мы были не правы, вспылили. Но то, как ты ведешь себя сейчас – это не обида, это я не знаю… Какая может быть обида, когда мать в таком состоянии? И как вообще совести хватило билеты эти прислать, словно кость собаке? Как не стыдно тебе, Янка?! – это сообщение выбивает у меня почву из-под ног. Словно обухом, но не по голове, а по сердцу с размаха в незаживающую рану. Опять накатывает чувство вины, слезы подступают к глазам, но что-то не дает покоя. Вчитываюсь в сообщение и ни черта не могу понять. Какие билеты? И что с мамой?

От последнего вопроса холодок пробегает по спине. Тяжело сглатываю и дрожащими пальцами печатаю ответ.

–Я не присылала никакие билеты– это во-первых! А во-вторых, что с мамой?

–Ой, не прикидывайся, ради бога! – приходит мгновенно, вызывая раздражение.

– Мы так и будем пререкаться или ты объяснишь, что происходит? – спрашиваю, как у неразумного ребенка. В эту минуту понимаю, что как раньше уже никогда не будет, и еще, что мне совершенно не нравится тетя Катя. Не понимаю я ее. Вроде взрослая женщина, а ведет себя хуже меня. Пора бы уже за эти месяцы успокоится и обдумать дальнейшую тактику поведения. Уверена, они с мамой не раз обсуждали сложившуюся ситуацию и свои дальнейшие шаги в отношении меня. Если же у них нет намерения помириться, то к чему эти наезды?

–Вижу, ты в себя поверила. Как разговаривать-то научилась…– язвительный тон окончательно выводит меня из себя.

–Представь себе! Поэтому либо мы ведем конструктивный диалог, либо я отключаюсь. Выслушивать всякое дерьмо, увольте! Что ты хотела?

Честно, я сама от себя офигеваю. Не знаю, откуда во мне столько смелости. Хотя и не смелость это вовсе. Просто я уже давно выросла и мне надоело, что все считают, будто можно ко мне относиться снисходительно. Нет уж, хватит! Не позволю больше об себя ноги вытирать, тиранства Гладышева за глаза.

Видимо, тетя Катя тоже что-то такое сообразила, и следующий ответ был по делу.

–А как она может быть после сложнейшей операции? Реабилитацию проходит.

И вот тут я застыла. Смотрела на буквы, но они не складывались в слова, точнее складывались, но смысл ускользал. Сердце отчаянно заколотилось, заныло. Я читала раз десять и не могла поверить. А потом просто схватила телефон, набрала номер тети Кати, и как только она ответила, без предисловий, срывающимся голосом, боясь ответа, прохрипела:

– Что случилось?

–Ой, брось ты!– фыркнула крестная.

–Да, хватит уже! Что, бл*дь, там произошло?– вскричала я, не в силах больше сдерживаться. На несколько минут воцарилась гробовая тишина.

–Я же Леру просила передать тебе новости, поскольку нам с бабушкой было не до поисков. У матери такое состояние, что не знали в какие двери ломится. Сама понимаешь, что такое компрессионный перелом позвоночника. Подружка твоя сказала, что все передала. Я думала, ты сразу откликнешься. Но когда этого не произошло… Честно, не знала, что думать, шок натуральный, – объяснила тетя Катя, тяжело вздыхая.

А у меня в это мгновение как раз –таки случился этот самый натуральный шок. Я пока еще ничего не поняла, кроме того, что Гельмс – конченная мразь, и ей не просто нужно отомстить, ее надо уничтожить, причем так, чтобы и мокрого места не осталось.

Вот что я ей такого сделала, чтобы спровоцировать в ней подобную злость? Воистину, зависть – один из наиболее действенных элементов ненависти. Но ничего-ничего, дождешься ты у меня, сучка!– пообещала я про себя, делая жирную пометку на будущее. Одно дело, когда она позвонила Гладышеву, как бы тут я сама виновата, но вот ЭТО! Это вообще за гранью человеческого! Как можно не сказать, что мама получила столь серьезную травму? Да как бы не складывались отношения, а вот такое у меня в голове не укладывается.

У меня вообще от этих новостей мысли все спутались. Одна только набатом – мама в тяжелом состояние. Господи, а я ни сном, ни духом! Убью эту тварь Гельмс, УБЬЮ!