Каюсь. Том 1

–Она заключается в том, что то, что принадлежит мне, трогать никто не смеет, особенно, если я за это плачу! Чтобы это было первый и последний раз! Ты поняла меня? –предупредил я с угрозой. Она горько усмехнулась, стараясь скрыть свои истинные эмоции, натянув маску невозмутимости. Выудила из-под кучи вещей свою сумочку и покачивая призывно бедрами, обтянутыми короткой кожаной юбчонкой, подошла к зеркалу. Я смотрел на нее и чувствовал, что зверею. Сжимал челюсти с такой силой, что казалось, зубы раскрошатся. Ее видок вызывал только гнев и маты. Вырядилась, сука, словно на панель. Перед мысленным взором вновь пронеслась картинка, где она с наслаждением извивается в руках мальчишки. Я с шумом втянул воздух, пытаясь успокоится, но ни черта не получалось. У меня в голове словно заклинило этот кадр, и я едва не рычал от ревности. Чайка же решила окончательно довести меня до белого каления.

–Емко и дико страшно, Олеженька. А не пошел бы ты на х*й?! Как в той песне, знаешь? «Лучше отсидеть на зоне, можно и пятнаху, чем с тобою фармазонить, ехай… Ехай на х*й!»– пропела она, истерично захохотав, сгибаясь пополам.

Быдло конченное! Боже, помоги мне не убить эту кретинку. И какого вообще с ней вожусь?

–Нет, не знаю. Меня такой шлак не интересует, – ответил жестко, недвусмысленно давая понять, что и к ней это относится.

–А ну, да. Ты же у нас типа голубых кровей, это я колхозница. Че же тебя такого умненького и хорошенького на такой «шлак», как я потянуло? –съязвила она.

–Все мы ошибаемся, – пожал я плечами, зная, что мое пренебрежение заденет ее за живое. Она побледнела, лицо закаменело, но уже в следующую секунду вернуло себе нахальное выражение.

–Ну, считай, что сегодня я тоже ошибалась,– парирует она невозмутимо.

–Да неужели?! Ты ничего не перепутала, девочка?– почти ласково поинтересовался, подходя к ней. Но встретившись в зеркале с ее дерзким, пьяным взглядом и заметив, размазанную губную помаду, словно она с кем-то целовалась, вся выдержка полетела к чертям, и я рявкнул;

– Я кто по-твоему?

–Если я начну перечислять, тебе вряд ли понравится, – нагло усмехнулась она, и приняв задумчивый вид, не спеша повернулась ко мне. Подошла вплотную и хрипло прошептала, томно растягивая слова, обжигая горячим дыханием:

–Ты мой хозяин. Моя Вселенная. Мой Единственный. Ты мой бог, Гладышев, но, -многозначительная пауза, приторная улыбочка на сочных губах и насмешка, – исключительно по средам и пятницам. А сегодня знаешь, какой день недели? Сегодня воскресение, Олеженька! Поэтому мне жаль, милый, -оскалилась она, корча из себя стерву, только получалось как-то херовасто.

–Это мне тебя жаль, Чайка. Пыжишься чего-то пыжишься, а на деле просто дура, у которой не хватает ни мозгов, ни терпения для достижения своих целей, чего бы это не касалось. К чему этот дешевый спектакль? Что ты пытаешься мне доказать? – холодно чеканил я, понимая насколько это жестоко, но сожаления не испытывал. Надоело играть в ее дурацкие игры. Мне хотелось, чтобы она жалела и ненавидела себя, корила, презирала, понимая, что совершила ошибку. И будет именно так, потому что я знал на какие кнопки нужно давить, чтобы эта девчонка сожрала сама себя.

Яна застыла, маска сползла с ее лица, словно разъело ее кислотой, губы задрожали, глаза заблестели от слез. Подобно воздушному шарику она сдулась, и вместе с воздухом улетучилась вся ее бравада, вызов, дерзость и опьянение. Чайка опустила взгляд и прикусив губу, судорожно прошептала:

– Я… просто… Я устала. Устала прогибаться, стелиться перед тобой, ждать, надеяться. Я ото всего устала!

–Разве я держу? Ты всегда можешь уйти, –заметил я безразлично, зная, что унижаю.

Она усмехнулась сквозь слезы.

–Не держишь, да. Ты просто пользуешься и ломаешь, как игрушку. А я не игрушка, понимаешь? Я живой человек, у меня чувства есть. К тебе чувства! – зарыдала она. Что-то внутри меня дрогнуло, заныло, но стоило скользнуть взглядом по ее распухшим от чьих-то поцелуев губам, как тут же все эти порывы угасли под гнетом неутешительной реальности.

–Мм, и где же были твои чувства, когда ты, как одуревшая от похоти сучка терлась об этого щенка?– с издевкой поинтересовался я.

Она будто окаменела, подняла на меня взгляд полный боли и слез, кожа покрылась красными пятнами, Чайка лихорадочно задышала, пытаясь что-то сказать, но рыдания вновь сотрясли ее тело. Она отчаянно замотала головой, не в силах выдавить из себя ни звука. Хотя мне и не нужны были ее объяснения, я своим глазам доверяю на все сто. А нападение в ее случае, не лучшая защита, а полная тупость и наглость, которую я ненавижу больше всего.

–Можешь не пытаться убеждать меня в обратном. Все равно не поверю. Мне только любопытно, тебе полегчало? Подняла свою самооценку? Или это был интерес, как оно с другими? Может, я тебя не удовлетворяю?

Она посмотрела на меня так, будто я залепил ей пощечину, и тут же вспыхнула. Тяжело сглотнув, дрожащим от гнева голосом парировала;