Аня была такой же, как и Стас: активной, позитивной, простой девчонкой на своей жизнерадостной волне. Поскольку мы торопились, а поговорить жуть, как хотелось, то обменялись телефонами и побежали каждый по своим делам, но спустя пять минут Стас позвонил мне и пригласил на новогоднюю тусовку, где соберется вся «танцевальная братия», что означало – скучать мне не придется. Я не успела ничего ответить, как он уже попрощался.
Решив, что нужно после нового года обязательно с ним встретиться, отправилась наводить последний лоск. В семь я уже была дома, но Гладышев так и не позвонил. Я начинала нервничать и переживать, что рейс задержат, и он не успеет, но в восемь раздался долгожданный звонок, и я едва не подпрыгнула от радости. Схватила телефон, и расплывшись в улыбке, громче, чем нужно, сразу же спросила:
– Гладышев, ты в Москве?
-И тебе привет! Ты что, уже навеселе?– насмешливо поинтересовался он, на заднем фоне у него играла какая-то музыка. Все шумело, трещало, но я была настолько рада слышать моего Зануду, что остальное стало неважным.
-Ага, тебя услышала, и в голову ударило сразу, – отозвалась я весело, наполняя бокал шампанским. Я решила по чуть-чуть настраиваться на праздник, хотя настроение у меня и без того зашкаливало.
-Юморина ты. В голову тебе давно уже ударило, – засмеялся он.
-Решил все свои дела? – пробубнила, сделав глоток.
-Да. Только прилетел.
-Ну, слава богу, а то я уже испугалась.
-Чего? – вдруг удивился он. И меня его вопрос насторожил.
-Как чего? Что не успеешь прилететь, и Москва будет встречать Новый год без такого красивого мужчинки, – отшутилась я.
-А-а, я тебе поэтому и звоню, Чайка. –начал он, а у меня рука с бокалом застыла на полпути к губам. – Давай, я тебя завтра или перед отлетом в Бийск приеду поздравить, сейчас не успею, надо еще домой заехать.
Я медленно втянула воздух, вдруг ставший каким-то пересушенным, как в пустыне, сжавшим до боли мои легкие, отчего я не могла надышаться. Руки задрожали, внутри все похолодело, онемело от шока, неверия и полной дезориентации. Кончик языка пронзил горький вкус слез разочарования.
Сглотнула, втянула сквозь боль заиндевевший в миг воздух. Гладышев что-то говорит в трубку, а я не слышу, как в каком-то пламенном бреду. Наверное, нокаут –это, когда тебя уже ударили, а ты еще не понял этого. Если так, то меня туда мастерски отправили. Впрочем, кулаками махать Гладышев здоров, особенно теми, что в самую душу попадают с одного выпада.
-Ян, ты там где?-прорывается озадаченный голос.
-Здесь, – отвечаю потерянно.
-Ну? –нетерпеливо спрашивает Олег.
-Как хочешь, -безучастно произношу.
-Что «как хочешь»? Я у тебя спрашиваю, с кем отмечаешь? С этой со своей подружкой ненормальной? Куда поедите? -весело спрашивает он, а у меня из глаз покатились слезы. Я ему не рассказывала о ссоре с Лерой и сейчас была рада этому. Никогда он не узнает о том, что я все приготовила для него, для нас. Не узнает как ждала этого вечера и сколько надежд на него возлагала.
Наивная дура, опять намечтавшая себе не бог весть что! Сколько еще раз мне нужно разбить лоб, чтобы дошло наконец, что ничего между нами не меняется и не нужно в каждом его взгляде искать нечто двусмысленное. Нет там ничего, кроме нужды по средам и пятницам.
Рыдания начинают подкатывать к горлу, поэтому я поспешила закончить разговор, стараясь хоть немного оживить голос.
-Ладно… мне идти надо. Отлично погулять. Позвонишь, как надумаешь приехать. Счастливого Нового года!-выдала рубленными фразами, а чувство, словно сердце на куски порубила.
-Хорошо, позвоню еще. Много не пей! – наказал он напоследок, и отключился.
И все! ВСЕ!
И на меня такое отчаянье накатило. Словно в миг мир перестал существовать, словно одна я на всем белом свете. И стены этой квартиры стали надвигаться на меня.
Обвожу затуманенным слезами взглядом гостиную: сервированный стол, задорно мигающую всеми цветами елку, приготовленное платье и туфли.
Вырывается смешок. Горько мне! Так горько, что сил нет. Сползаю по двери, закрыв глаза. Слезы катятся градом, портя макияж, но мне было уже все равно. Задыхаясь, начинаю беззвучно рыдать, упиваясь болью, унижением и одиночеством, которым было невыносимо дышать, которое рвало мне душу и сердце. Я уже не спрашивала, почему и за что. Просто принимала то, что я не нужна любимому мужчине. Мною настолько завладела апатия, что даже не в силах была обвинить его в чем-то. Да и в чем винить-то, если сама мечтательная, влюбленная дура? Он же поступает со мною, как поступил бы всякий другой мужчина, который просто трахает два раза в неделю девку.