Каюсь. Том 1

-Не подходи ко мне!-закричала  так, словно ее убивают, что доводит до неконтролируемой ярости.

-Да заткнись ты!

 -С какой стати ты трогаешь мои вещи, придурок, ты их не покупал!

-С такой, бл*дь, что ты испортила мой любимый  костюм, а он стоит дороже, чем ты!

Она замирает, шокированная моей грубостью. А после смотрит на меня презрительно и выплевывает лишь одно слово, как какую-то мерзость:

-Свинья!

Перепираться с ней не входило в мои планы, у меня вообще не было никаких планов. Я просто хотел выплеснуть свою ярость.

Хватаю ее за руку, она вскрикивает и  со всего размаха в очередной раз ударяет меня по лицу. Щека горит огнем. Я сатанею. Какого, бл*дь, черта она себе позволяет?!

-Не смей меня трогать, ты – кусок дерьма! –орет эта идиотка, словно это я ей залепил пощечину. Может, и стоит, чтобы уже в себя пришла.

-Заткни глотку, дура, пока я не свернул тебе шею! – цежу сквозь зубы, пытаясь справится с ее сопротивлением.

Никогда не применял к женщине физическую силу даже к Ленке, хотя выводила она меня будь здоров, но с этой курицей на конструктивный диалог рассчитывать не приходится, так что пусть пеняет на себя. Вообще некоторым бабам надо вливать, когда они совсем берегов не видят.

А что? Хотят равноправия? Да пожалуйста! Только тогда и кровь за кровь, что как говорится. А то интересно получается: когда выгодно,  дамы  эмансипированы, а когда нет, так сразу одна откоряка – ну, я же женщина.  Считает, что может себе позволить ударить меня и отделаться легким испугом? Я ведь будучи «настоящим мужчиной» – какое однако удобное понятие, приспособленное под бабские нужды. Так вот, будучи этим самым «НАСТОЯЩИМ мужчиной», на преимущество в виде силы не имею право, но ей на каком-то основании  разрешается приложить меня со всей дури, просто потому, что она же женщина. Нет, никакая она не женщина еще, а  ребенок.  Бестолковый, строптивый, испорченный ребенок.   Ну, а коли так, то и действовать нужно методами соответствующими.

Блокирую ей руки, но Чайка  тут же начинает активно работать ногами, пиная, куда придется. Шустрая сука!

Вся эта наша возня заводит, вызывая неконтролируемую агрессию  на каком-то примитивно-первобытном уровне. Но мне это все быстро надоедает.

Толкнув ее на кровать, усаживаюсь сверху, заламываю руки за спину, чтобы она уже угомонилась и  перестала орать. Ее крики слух резали, доводя до белого каления,  а уж что она кричала – даже повторять не хочется,  я такие маты за свою жизнь не слышал. Колхозница! Связался же на свою голову с быдлячной девкой. Ну, вот самое время научить ее манерам.

В моей голове вдруг рождается абсолютно  идиотская идея, но тем не менее, мне она нравится. Сместившись чуть ниже, продолжаю удерживать Чайку одной рукой, а второй начинаю стаскивать с нее спортивные штаны, отчего она пораженно застывает, облегчая мне задачу.  Но как только перед глазами предстает сексуальная попка, упакованная в кружевные трусики  все мысли вылетают из головы, завожусь с пол-оборота, и не контролируя себя протягиваю руку, чтобы сжать упругую ягодицу,  но девчонка начинает дергаться, чем остужает мой пыл.

-Отпусти меня, извращенец гребанный! Трахай свою женушку!– выдает она какую-то чушь, в которую я уже даже не вслушиваюсь, заведенный до предела. И  все же «извращенец» и «трахай» вызывают  азартное предвкушение, но сначала....

Заношу руку  и с размаху, не жалея и не делая поблажек,  опускаю со звонким шлепком, вырывая у Чайки оглушительный крик.

-Ты что,  чокнулся? – выдыхает она в бешенстве.

-Нет, чокнулась у нас ты, когда устроила шоу. Это за пролитый кофе, девочка! А это…– вновь ударяю с той же силой. -За то, что посмела ударить, а это…

-Ты совсем спятил?! Я тебе не ребенок! – кричит она в слезах.

-Не-ет,  ты именно ребенок! И если тебя не воспитала мамочка, как следует, то я восполню пробелы, – цежу, ударяя в очередной раз.

-Ублюдок!-шепчет обессиленно, понимая, что попытки вырваться бесполезны.

-Лучше придержи язык, иначе сидеть на жопе ты точно не сможешь, – предупреждаю холодно, хотя самого трясет от бешенства.

Еще огрызается сучка!

Зверею, вспоминая все, что она натворила.  В штанах до сих пор жжет. Возможно, следовало бы обратиться к врачу, но месть приоритетнее и с этой дурочкой ее лучше подавать в горячем виде. До «холодной» она еще не доросла.

Припечатываю ее к кровати, удерживая одновременно руки и  хлещу  раскаленной ладонью  по заднице, оставляя красные, воспаленные следы на нежной коже, озвучивая за какие-такие заслуги. Чайка больше не сопротивляется, молча переносит наказание и эта  покорность раздражала еще больше. Вновь заношу руку, чтобы ударить,   Янка вздрагивает, но не издает больше  ни звука. Уткнувшись в матрас лицом, дрожит, вцепившись побелевшими пальчиками в простынь. И у меня не хватает духу снова причинить ей боль. Смотрю на нее сжавшуюся в комок, и внутри что-то сжимается от этой картины.