- Я этим городом дышу, - и далее строчка, всегда вызывавшая овации кайфовальщиков и довольные усмешки рок-н-ролльщиков и мое недоумение по поводу ее странного успеха: - ...курю с травою папиросы.
Строчка эта - одна из немногих, уцелевших из первоисточника полузнакомца. Я же тогда не курил вовсе, редко когда мог позволить себе пригубить с Лемеговыми, сохраняя надежду на олимпийскую славу. Я знал, конечно, что анаша называется травой, и знал, что кое-кто из рок-н-ролльщиков ее курит, а кайфовальщики, кажется, курят вовсю. Но это было абстрактное знание - Лемеговы в смысле кайфа оставались славянофилами и трава в тексте полузнакомца связывалась у меня просто с плохими папиросами табаком наполовину с травой.
Но получалось - я символ эскапизма, этакий прокламатор психоделии, пыха, улета. По поводу кайфов тогда позиции у меня не имелось вовсе, но иногда, особенно после того, как Лемеговы срывали концерт или репетицию своей приязнью к португальским винам, иногда я устраивая Лемеговым скандал и выгоняя их вместе с собутыльниками. Но - трава? Сообразив, я заменил с травою на с тобою. Это вызвало интересную реакцию: начинался рокочущий до-мажор, пелся текст, но все равно зал взрывался криками, как бы понимая да, зажимают рот артистам, не дают свободы в искусстве. Меня никто не зажимал, но за ошибки или глупость в искусстве приходится платить.
Николай предложил для концертирования несколько отличных сочинений: Позволь, Хвала воде, Санкт-Петербург No 2. Негуманитарный Никита разродился текстом, а Николай' приложил музыку и получился еще один номер - Спеши к восходу.
- После долгой ночи, после долгих лет - будет утра сладость, будет солнца свет!
Так пелось в припеве, и всем нравилось. С восходами и заходами у Санкт-Петербурга все было в порядке. Что восход должен принести - оставалось неясным. Теперь я знаю, что восход может принести и похмелье, а заход, наоборот, - короткое счастье. Но ведь в двадцать с небольшим думалось напрямую: солнце, свет, белое - добро; ночь, темень, черное - зло. Жаль, что возраст превращает наивную веру в ее негатив.
Санкт-Петербург очень любили, все, что ни сочиняли и ни пели мы, нравилось до коликов восторга, а эти колики восторга необходимы забравшемуся на сцену, раскрепощая его и выявляя совершенно неожиданные дарования.
Но это все гуманитарные абзацы. Итак - аппаратура.
Грубая статистика гласила: где-то каждое третье выступление срывалось, не канало, из-за аппарата. Иногда срывалось смешно. Никита Лызлов устроил Петербургу еще при Лемеговых коммерческое, мероприятие в Павловске. Часть билетов скупили павловские аборигены, часть разошлась среди городских кайфовальщиков. Отстраиваем аппаратуру - блеск! Своя плюс клубная - блеск, да и только! В зале уже воркует публика, пора выходить, но вот выясняется, что напряжение в Павловске к вечеру село, звук из динамиков прет с искажением и музыкальная коммерция может кончиться избиением артистов. Нужен выпрямитель, он каким-то образом что-то там выпрямит, но выпрямителя у Санкт-Петербурга нет. Гонец летит за выпрямителем, а я поручаю бойкому знакомцу, просочившемуся за кулисы на правах сомнительного друга, выйти на сцену и поговорить. О чем угодно. Вроде лекции о рок-музыке. Минут на двадцать. Бойкий знакомец выходит под аванс оваций и начинает гнать лапшу о Петербурге, о том, какая это выдающаяся, великая... стараясь занять время, по ступеням восходящих эпитетов добирается и до... гениальная группа сейчас выступит в Павловском деревянном клубе. Зал уже плачет, представляя себе Павловск музыкальным эпицентром мира, а нам пора уж выходить на сцену, поскольку гонец с выпрямителем не прискакал покуда, а задерживать начало значит больно слететь по лестнице эпитетов...
Жизнь все-таки дороже славы. Занавес с хрустом распахивается, мы искаженно чешем начало апробированного боевика Ты как вино, зал, не разобравшись, вопит, но скоро смолкает и также молчит после, грустно понимая, кажется, что не готов еще воспринимать гениального...
На стадионе отнеслись к моему гепатиту как к уловке волосатика и сказали:
- Волк всегда смотрит в лес.
В Университете же, пропустившего по болезни сессию и представившего справку, отпустили с богом в академический отпуск.
Судьба искушала волей, а воля - это слишком высокий и отчаянный кайф. Привыкший к дефициту времени, я не решил искушать молодую свою жизнь, хотя и мог обоснованно посвятить целых двенадцать месяцев диетическому питанию, прописанному докторами. Николай хвастался все время - работаю, мол, ночами в метро тоннельным рабочим, сплю, иногда лишь чего-нибудь, если очень попросят. Звоню Николаю, спрашиваю:
- Как думаешь, Коля, метрополитен не откажется от трудовых усилий еще одной звезды рок-музыки?