– Так и не сумела устроиться. Зачем ты меня прогнала, Кейт? – Краем матерчатой перчатки Этель промокнула выступившие на глазах крупные слезы. – Плохи у меня дела, ей-ей, плохи. Первый раз попалась, когда новый судья к нам заявился. Три месяца дал, хотя за мной ничего такого не числилось, то есть здесь, в городе, не числилось. Вышла я, значит, и с нашим Джо слюбилась. Знать не знала, что подцепила заразу. А от меня наш бывший клиент… симпатичный такой, десятником на путях работает. Ну он, само собой, трепку мне, нос повредил, четыре зуба вышиб. Судья, значит, новый еще на полгода меня упек. А за полгода, сама знаешь, всех растеряешь, клиентов-то. Будто тебя и нет больше. Вот и не сумела я снова бизнес наладить.
Кейт слушала и равнодушно кивала, даже не особенно стараясь показать, что сочувствует. Она догадывалась, что Этель хочет поймать ее на крючок. Вот-вот кинет наживку, сообразила Кейт и сделала ответный ход. Она выдвинула ящик стола, достала денег и протянула Этель.
– Не такая я, чтоб старую подругу в беде бросить, – сказала она. – Может, тебе куда-нибудь перебраться, в другом месте попробовать? Глядишь, фортуна и повернется к тебе.
Этель едва удержалась, чтобы не схватить сразу деньги, и развернула бумажки веером, как карты в покере, – четыре десятидолларовых билета. Губы у нее задрожали.
– А я-то рассчитывала, что у тебя побольше найдется. Старой подруге – четыре десятки всего?
– Что значит «всего»?
– Разве ты не получила мое письмо?
– Какое еще письмо?
– Ах-ах! – проговорила Этель. – Значит, затерялось на почте. До чего ж безалаберные! Ну ладно… Я-то считала, что повнимательнее ко мне будешь. Плоха я, болею часто. В животе вот тяжесть какая-то последнее время. – Она вздохнула и затараторила так, что Кейт поняла: заранее все наизусть выучила. – Ты же знаешь, что я вроде как ясновидящая. Могу заранее сказать, что и как исполнится. Видения у меня. Как примерещится, так потом и сбудется. Один сказал мне, что сеансы надо устраивать, бизнес делать. Ты, говорит, медюм прирожденный. Ты же знаешь.
– Понятия не имею, – отвечала Кейт.
– Правда? Значит, просто внимания не обращала. Остальные-то все знают. Я им разные вещи рассказывала, так потом они взаправду происходили.
– Ты куда гнешь? Выкладывай.
– Было, значит, мне видение – я его хорошо помню, потому как в ту ночь Фей померла. – Этель скользнула взглядом по непроницаемому лицу Кейт и продолжала настойчиво: – Дождик еще тогда пошел, и мне тоже дождик мерещился, и вообще мокро было. Ну вот, вижу я, значит, тебя, из кухни на двор выходишь. Темень на дворе не особенная, как раз луна показалась малость. Ясно видела – ты это. Вроде побежала ты к забору дальнему, нагнулась, что делала – не видать. Потом потихоньку назад – шмыг!.. Очнулась я, значит, а мне говорят: Фей богу душу отдала.
Этель замолкла, дожидаясь, что скажет Кейт, но лицо у той по-прежнему решительно ничего не выражало. Видя, что Кейт молчит, Этель заговорила снова:
– Вот я и говорю, что верю я в свои видения. И чудно, понимаешь, ничегошеньки там у забора не было, только разбитые пузырьки из-под лекарств и резинка от пипетки.
– И ты, конечно, всю эту дрянь к доктору потащила, – безмятежно произнесла Кейт. – Ну и что же там было, в этих пузырьках? Чего он тебе сказал?
– Никуда ничего я не потащила.
– А надо бы! – заметила Кейт.
– Зачем, чтоб кто-то страдал? Сама горя хлебнула, знаю. Я просто склянки в конверт положила и спрятала.
– И теперь пришла спросить, что с ними делать? – вкрадчиво осведомилась Кейт.
– Ага.
– Тогда я тебе вот что скажу, милая. – Кейт не повысила голос. – Ты старая истрепавшаяся шлюха, поняла? И по голове тебя чересчур много били.
– Ты хочешь сказать, что свихнулась я?.. – начала было Этель.
– Может, и не свихнулась, – перебила ее Кейт, – не знаю. Но то, что нездорова и устала вся, – это точно. Я же тебе сразу сказала: не такая я, чтобы старую подругу в беде бросить. Возвращайся, если хочешь. Гостей, конечно, принимать – куда тебе, но по хозяйству пригодишься. Прибрать где или повару помочь. Полный пансион обеспечу, комнату и стол. Деньжат буду давать на карманные расходы. Ну как?
Этель заерзала на стуле:
– Да нет, спасибочки. Не хочется мне что-то… жить здесь не хочется. А конвертик тот я при себе не держу. У знакомого он.
– Чего же ты хочешь?
– По чести говоря, я думала, ты сумеешь мне сотню в месяц подкидывать. Тогда бы я перебилась, и еще на доктора бы хватило.
– Ты в «Южно-Тихоокеанской», говоришь, проживаешь?
– Там. Комната у меня в конце коридора, направо от конторки. А ночной портье – приятель мой. На дежурстве никогда не дрыхнет. Хороший парень.
– Ладно, Этель, не трухай. Присмотри только за своим «хорошим парнем», чтоб не продал по дешевке. – Кейт отсчитала еще шесть десятидолларовых билетов из ящика стола и протянула Этель: – Вот, держи!
– По почте будут первого числа приходить, или мне сюда заглядывать?
– Сама посылать буду. И вот что, Этель, – ровно сказала Кейт. – На твоем месте я бы все-таки отнесла эти склянки на анализ.