К востоку от Эдема

– Открой ротик, матушка. Это новое лекарство. Потерпи немного, оно невкусное. – Она выдавила содержимое пипетки больной на язык и придержала голову, чтобы та смогла запить молоком горький вкус. – Теперь отдохни, а я скоро вернусь.

Кейт тихо выскользнула из спальни и пошла на темную кухню. Открыла входную дверь и, крадучись, вышла на улицу, прячась за зарослями бурьяна. В глубине двора, с помощью острой палки, она вырыла в напитанной весенними дождями земле небольшую ямку и положила туда несколько маленьких пузырьков и пипетку. Той же палкой растолкла тонкое стекло и засыпала влажной землей. Начался дождь, и Кейт поспешила вернуться в дом.

В первые дни после смерти Фей девушкам пришлось связывать Кейт, чтобы она не наложила на себя руки. Потом на нее напало угрюмое оцепенение, и прошло немало времени, прежде чем она пришла в себя и окончательно выздоровела. О завещании Кейт совсем забыла, и в конце концов о нем напомнила Трикси.

Глава 22

1

Адам окунулся с головой в свое горе и полностью отгородился от окружающего мира. Недостроенный дом Санчеса поливали дожди и обдували все ветра, и вскоре новые полы покоробились от сырости. Предназначенный для огорода участок зарос сорняками.

Казалось, Адама окунули в вязкую массу, которая мешает двигаться и тормозит мышление. Весь мир виделся ему сквозь липкую серую мглу. Временами сознание прорывалось наружу, но проблески света вызывали тошнотворную боль, и он снова погружался в серое забвение. Адам осознавал присутствие близнецов, слышал их плач и смех, но испытывал к ним лишь слабую неприязнь, так как дети стали символом его утраты. Соседи заезжали в лощину, и любой из них мог бы прийти на помощь, понимая его гнев и тоску, но сражаться с липким серым облаком им было не по силам. Адам не возражал против их посещений, он просто никого не замечал, и вскоре все соседи забыли укрытую под сенью дубов дорогу, ведущую к дому Траска.

Некоторое время Ли пытался пробудить у хозяина интерес к жизни, однако был слишком занят. Китаец готовил еду, стирал, купал и кормил близнецов. Пребывая в постоянных заботах, он полюбил малышей и разговаривал с ними на кантонском диалекте, так что первые слова, которые произнесли мальчики, были китайскими.

Сэмюэл Гамильтон дважды наведывался к Адаму, стараясь вывести его из оцепенения, но тут вмешалась Лайза.

– Не хочу, чтобы ты туда ездил, – заявила она. – Возвращаешься сам не свой. Ох, Сэмюэл, не ты, а он превращает тебя в совсем другого человека. И ты становишься похожим на Траска. Такое же пустое лицо, как у него.

– А ты подумала о двух его малышах, Лайза?

– Я подумала о нашей семье, – отрезала жена. – После этих посещений у нас словно покойник в доме.

– Будь по-твоему, матушка, – согласился Сэмюэл, хотя требование Лайзы его опечалило.

Сэмюэл не мог равнодушно смотреть на горе других людей и спокойно заниматься своими делами. Ему стоило больших усилий бросить Адама на произвол судьбы.

Адам заплатил ему за работу и даже за приспособления к ветряным мельницам, хотя устанавливать их отказался. Сэмюэл продал оборудование и отослал Адаму деньги, но ответа так и не получил.

И тогда он почувствовал злость на Адама Траска. Сэмюэлу казалось, что тот упивается своим горем, получая от него извращенное наслаждение, но задумываться над этим было некогда. Джо уехал учиться в колледж, тот самый, что Лиланд Стэнфорд построил на своей ферме около Пало-Альто. А вот Том вызывал беспокойство отца. Он с головой погрузился в книги, хорошо выполнял любую порученную работу, но Сэмюэл чувствовал, что в жизни сына недостает радости.

У Уилла и Джорджа дела шли на славу, а Джо присылал домой письма в стихах, где совершал остроумные нападки на все общепринятые ценности, не забывая, однако, о чувстве меры.

В ответном письме сыну Сэмюэл говорил: «Я был бы сильно разочарован, не сделайся ты атеистом. Читая твои письма, с радостью отмечаю, что, войдя в соответствующий возраст и набравшись мудрости, ты приобщился к агностицизму. Так вкушают лакомство на сытый желудок. Однако, при всем понимании твоих чаяний, настоятельно прошу оставить попытки обратить в атеистку мать. После твоего последнего письма она просто решила, что ты заболел. Твоя мать свято верит, что любой недуг можно исцелить куриным бульоном, и приписывает твои нападки на устои нашего общества обычному несварению желудка, что сильно ее огорчает. Ее вера сродни высокой горе, а у тебя, сынок даже нет лопаты в руках».

Лайза старела на глазах. Сэмюэл видел это по лицу жены. Сам он не чувствовал себя стариком, несмотря на седую бороду. А для Лайзы жизнь начала обратный отсчет, что является самым верным признаком старости.