К судьбе лицом

Удар раскрошил ближайшие скалы. Валуны запрыгали наперегонки подальше от страшного места. Недовольно дрогнули под ногами черные недра: это кто еще тут… дерется?!

Гиганты в круге остались стоять, будто не заметив удара. Двузубец? Какой двузубец?! Владыка?! Что, правда?!

Если они и замерли – то скорее от удивления.

– Э-э, куда подевался?! – обиделись сразу десятком глоток.

– А-а-а-а!! – из пустоты отозвался Неистовый. – Кто посмел?! Гермес, да я тебе кишки…

Резко пригнулся, пытаясь стряхнуть руку… не лбом же в затылок его добивать!

Я завел руку с двузубцем так, чтобы острия упирались племяннику в горло.

Ни дать – ни взять – влюбленный пастушок облапил пастушку. Сейчас наклонится к ушку, начнет приятности шептать…

– Заткнись. Замри.

Истинный воин всегда распознает голос командира. Даже сквозь горячку бешенства. Даже очень бывшего командира.

Даже если сказано – свистящим шепотом.

– Аи…

Острия двузубца посоветовали Аресу молчать прилежнее. Я закрыл глаза, отвлекаясь от Гигантов вокруг, от машуших косматых рук, змеиных колец, приготовившись сделать шаг, изламывая мир вокруг себя…

И почти сразу понял, что нам не уйти.

Они правда были едины с этим местом. С обожженной землей. С черными скалами, круглыми валунами.

С воздухом, напитанным гарью.

Воздух лежал тверже любого монолита. Шагнешь по Флеграм – окажешься на Флеграх же. Дорога открывалась только в одну сторону: на вход. На выход – та, другая, серая, которая так настойчиво просится в глаза. За железные врата, к злорадному смеху прошлого.

Да и зачем плесени выход?! Зараженные посевы выпалывают. Больные плоды складывают отдельно – высушить и жечь…

Огонь пришел послушно, по старой памяти. Сделал одолжение дружку – Черному Лавагету. Полыхнул от костров колоннами невиданных храмов, расплескал искры, заиграл тенями…

«Вона что сделали!» – радостно взревел один из Гигантов, кидаясь к костру…

Еще на одном загорелась шкура – на спине. Взревел, кинулся тушить… неважно.

– Пошли, – соскользнуло с губ. Нежнее шипения испуганной гадюки – короткое, трусливое словечко.

Арес не противился решению. Вообще. Пробормотал что-то вялое: «Ты-то зачем лезешь?» – и вдруг обмяк, провис в коленях и навалился всей тяжестью. Тело бога войны явственно стремилось к черной флегрейской почве. Наверное, задумал пустить корни.

На ногах держался – и то хорошо, не пришлось неистового перебрасывать через плечо. Перекинул руку, перенес половину веса племянника на себя, половину оставил ему – можешь идти при подгибающихся коленях? Иди! И – в поредевший круг, между Гигантами, стараясь никого не задеть, опираясь на бесполезный теперь двузубец, как на пастуший посох…

По скалистой тропе в обход вросшей в землю скалы, по острым черным осколкам, впивающимся в сандалии…

Куда? А, Тартар знает, куда. Наверное, на границу Полей, они же где-то да заканчиваются? Если нельзя шагать по-божественному – то чем хуже собственные ноги?

Жаль, колесницы нет. И звать не с руки: это все равно, что оповестить Гею о моем присутствии.

– Искать! – чей-то рев в отдалении раскатился новой волной мурашек по коже. – Ловить!! Уходят!!!

Уходим. Невидимками. Ногами.

Соленые капли стекают из-под хтония по шекам, по губам, Арес висит на плече и бубнит что-то невнятное – глупости какие-то, что олимпийцам не к лицу отступать (а у самого и лица-то наполовину нет – синяк сплошной). Цедит невнятно из-за распухших губ, что мы боги. И вообще, пусти меня, дядя, я им там сейчас головы поотрываю.

– Молчи… – выдох хриплый, и угрозы – ни на грош. Когда я успел так растерять силы?! Двузубцем всего-то один удар нанес, так что ж мне Эниалий тяжелым кажется?

Не мог же он отожраться так на Олимпе.

– Камнями их!!!

Метнулась мысль со вкусом крови: увидели?! Нет, принялись швырять камни наобум, полетели стрелы, два валуна стукнулись рядом, один, лаково-черный – за десять шагов впереди, дурной осколок чиркнул по плечу. На испуг взять хотят. Не дождутся.

Позади зашуршала о землю чешуя, я прислонил племянника к ближайшему стволу, прижался сам и замер. Двое. Размером со среднего великана: мощные кольца змеиных тел, от пояса и выше – бугры мускулов. Идут, вслушиваются, один расшвыривает камни, второй тычет воздух пикой.

И страх – веселенькими молоточками в виски: сейчас они тебя услышат. Узнают, почуют, а тогда, тогда…

Понимаю, о чем говорил Гермес.

Острый осколок чиркнул по шее – я не стал зажимать рану. Воздух вокруг Ареса и так пропитан благоуханием ихора: начнут внюхиваться – поймут.

Прошли. Остальных не видно. Можно.

Опять – между острыми осколками гор, укрываясь за наиболее крупными, стараясь не наступать на хрупкие кости каких-то животных…

Человек может пересечь Флегрейские поля за день пути. Сколько я буду тащить Ареса к ближайшей границе?

– Трус, – прохрипел племянник.

А то как же. Ты на удивление мало смыслишь в войне для бога войны, иначе понял бы, что трусы остаются живы. А герои имеют неприятную особенность. Умирать.

Что-что? Мы – боги и не можем умереть?