К судьбе лицом

«Легче не станет. Появится иллюзия справедливости».

. Грань, на которой я стоял, нетерпеливо качнулась под ногами – сейчас или будет поздно. Будет – уже никогда.

Или из-под серпа хлынет благоуханный ихор.

Она подошла вплотную, приподняв клинок. Посмотрела в упор. Выпрямила плечи, привстала на цыпочки и поцеловала – туда, куда дотягивалась, чуть выше подбородка.

Вложила в мои мокрые от ихора пальцы мое оружие.

– Скажи им сам, внук, – прошептала горько. – Что захочешь.

Отступила, прикрыла глаза, в секунду сменив – тысячелетнюю боль тысячелетней печалью и усталостью… Кивнула, словно вслушиваясь в себя.

– Я не вмешаюсь больше. Никогда, – сделала еще несколько шагов, кутаясь в траурного цвета гиматий. Вокруг нее медленно зацветало каменистое, пыльное поле, распускались семена, которые просто не могли выжить во время нашей битвы: казалось, что погибло все. Гея наблюдала за тем, как проклевываются росточки через кровь – молча и сосредоточенно, поглощенная тем, что умела лучше всего: рожать… творить.

Я, не могущий ни того, ни другого, стоял в нескольких шагах, сжимая в опущенной руке клинок в черных потеках.

– Когда придет время, – прошептала она, – я приму тебя с радостью.

Я не стал отвечать: горло пересохло давно, а сейчас почему-то окончательно. Отвернулся и оставил ее наедине с ее собственным таинством: живое – из праха…

Ноги заплетались в траве, которой минуту назад здесь не было. Острый запах крови тонул в аромате цветов, и в небе вновь появилась колесница Гелиоса…

Ананка молчала.

Сказание 16. Об оконченных битвах и лице Судьбы

Время оставить царствие мертвоживущих –

Можно бродить над морем, вдыхая бриз.

Только нет Адониса в полях цветущих.

Впрочем – а так ли уж нужен ей Адонис?

Гиви Чрелашвили

Она и сейчас молчит. Я сижу под серебристым тополем, глядя в свое помолодевшее лицо, – вернувшийся с затянувшейся битвы Аид-невидимка, – и она почему-то не торопится заговаривать со мной.

Онемела от радости или от удивления?

Не пытаюсь ее позвать. Никогда не заговаривал с ней первым: снисходила всегда она. Взывать к своей судьбе – дурная примета, даже если для меня все уже закончилось.

Мнемозина махнула на меня рукой. Она не хочет слышать этих воспоминаний, ее поташнивает от того, что я достаю из мрачных бездн памяти, – а может, она решила, что я тут собираюсь просидеть пару лет. В самом деле – сколько я уже здесь? Время, снисходя к наследнику Крона, не торопилось со своим бегом, и я отмерял его просто – по лицам, всплывающим из черных глубин озера памяти, по листьям, ложащимся на плечи, на землю и в воду, по теням, ползущим от скал…

Чего же ты ждешь, Ананка? Или нечего мне сказать, потому что я и так – знаю? Я удержал. «Рано или поздно» не наступит.

Я – Аид-невидимка.

Хочешь – исчезну? Хтония нет, он с Гермесом, – но я ведь могу и так, без фокусов…

Если бы ты мне дала это сделать – а ты не дашь. Ты ведь стоишь за моими плечами – я чувствую. Переминаешься с ноги на ногу, будто ожидаешь. Чего? Когда последние воспоминания упадут тополиными листьями в воду Амсанкта? Когда я доведу последнюю пядь в моей незримой черте?

Там осталось даже меньше пяди. Но если уж ты так хочешь – возвращаться в недалекое будущее даже легко…

Мне приходилось возвращаться из более долгих путешествий.

Я не успел сделать тысячи шагов.

Четверка, видно, почуяла хозяина, а может, просто не нужна была Алкиду – нагнала меня. Поднялся на колесницу, и кони пошли непривычно ровно, и Аластор неожиданно угомонился, только прокатывалась волна за волной дрожь по лоснящейся шкуре.