К отцу своему, к жнецам

Вот мы достигли рубежа, которого, думаю, и ты не спасешь. Где его воздержность – это, по твоему слову, владычество разума над вожделением и иными неправедными стремлениями духа? Не найдешь, чем его защитить, когда все писавшие о нем свидетельствуют единогласно, что все свои добрые свойства, коими превосходил он других царей, в опасности стойкость, в замысле и исполнении быстроту, милость к пленным, умеренность в дозволенных наслаждениях, – все испроверг и погубил он неодолимой тягой к вину. Друга он убивает копьем на пиру, раздраженный его вольными речами, и после этого дерзает участвовать в священнодействиях, фимиам воскурять и чтить святые алтари. А что скажешь о его славолюбии – неужели и оно показывает его человеком воздержным или хотя бы умеющим насытиться? Когда провозглашает свою славу выше законов возраста и шире пределов мира; или когда остерегается от войн с безвестными народами, чтобы не оказать им чрезмерной чести, или когда от коринфян брезгует принять в дар их город, пока послы не скажут, что никому не делали такого подарка, кроме него и Геркулеса, – скажи, он с Геркулесом в предпринятых трудах хочет соревноваться или без усилий одолеть его в тщеславии? Вспомни еще, как он своему спутнику, возвещавшему, что, по мнению Демокрита, бесконечно число миров: «Увы, – говорит, – мне, жалкому, я ведь еще и одним не овладел!» Подлинно, жалок и достоин жалости тот, чьи доблести поглотила неутолимая жажда славы. Осуждают его скифские послы, сказавшие, что он желает больше, чем может захватить; осуждают и трагедии древних человека, которому тесно владение, для всех богов служившее домом. Вспомни также, как он в индийских землях, во всем соперничая с богами, кроме благости, устроил триумф по Вакхову образцу: дороги, по которым шествовала его рать, были выстланы венками, повозки, везшие солдат, белыми покровами убраны, сам на колеснице, полной золотыми кубками, кругом крик пирующих и гуд свирелей, всюду хмель, нигде стыдливости; в том, однако, не угнался Александр за гражданином разоренных им Фив, что каспийских тигров не было у него под ярмом, плененный Ганг не тек вином и вкруг копий лоза не завивалась. А покамест он так тешился, свободный от всякого внушения воздержности, в нем самом Отец Либер справлял триумф не хуже индийского, воцарившись в его душе нераздельно и день ото дня возращая и пристрастие его к вину, и кипучую ярость.

Что же дальше, скажи? Как оба этих скитальца, Геркулес и Вакх, – или, скорее, как комета, в недобрый час явившаяся на небе, – хочет он над всем миром протечь и принести пагубу всем народам, пока наконец раздраженная Природа, тщетно выставлявшая против него Сирты и бездонную мглу с чудовищами, и Тартар, напуганный, что македонскому копью самый хаос покорится и пойдут в триумфе плененные маны, не заключают союза против одного человека и общим усилием не опрокидывают его в преисподнюю. Не победителем он туда входит, но смиренным должником, свергнув последнюю ризу души и смешавшись с нищей толпою. От ревности, однако, он так и не отрешился, сумев свою власть унести с собою и оставив наследникам оспоривать друг у друга разделенное царство. Вот его доблести – во всем мире остались их следы; вот и слава его – самый Тартар ею наполнен.

Теперь же посмотри на тех, которых я дерзаю защищать, хотя сама за себя говорит их доблесть; на тех, кто оставил наследие свое на земле, чтобы поискать иного; кто ради Божией правды кипящую пучину пересек и в неприязненную землю пришел; кто не с Дарием воевал, всюду таскающим с собою жен, евнухов и пурпур, но с врагом жестоким и терпеливым, ревностно служащим своему нечестию; кто не здешнего венца желал, но такого, что не увянет в Царстве небесном; кто, не на счастье уповая, но на попечение Божие, в своем уповании не обманулся; кто победил и мир, и свое славолюбие, следуя истинному Божьему Сыну, не собственной славы ищущему, но только славы Отца. Вот что такое быть учеником Божиим, вот что – воином Того, Кто триумфатором входит в Тартар, врата медные раздробляя, засовы железные сокрушая, дабы освободить всех, кто от века заключен в его утробе; входит не просителем, но судьею, не моля, но требуя, не в рубище виновного, но в белоснежном сиянии, не боящийся адского порога, но смело его попирающий, не данник Орка, но дани собиратель, не пленник, но пленных освободитель, не узник, но уз растерзатель, не вечного плача причастник, но новой радости вина: входит – и сникают кары, ликует племя умерших, спадает в серных потоках кипение; входит – и тех, кого создал по образу Своему, избавляет от горькой тьмы и возвращает в сладость рая.