О несравненная верность тех, коих ни смерть, ни жизнь, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина не смогли отлучить от любви Божией! Вверю ли письму нечто известное мне о жизни их, дабы в немногом явить многое и дать отчет в их уповании – я, муж, видящий бедность мою, – или же убоюсь говорить о славе великих мужей, которая требует себе вящего разумения и красноречия? Если смолчу, уста мои осудят меня; и дабы самим молчанием не оскорбить мучеников Христовых, удоволюсь тем, чтобы в листах слов показать плоды несравненной доблести и вверить памяти имена тех, чья память от Бога благословилась. Сеяли в слезах и в тяготе, но из скорби их выросла радость; сеяли тело смертное, бесславное, дабы восстало из него бессмертное, славой и честью венчанное. Имея в себе любовь сильнее смерти, смертную горечь в вечную превратили сладость. Щитом себе сделали имя Христово, и когда восставал на них великий вихрь от пустыни, делалось явно, что в человеке: ибо лицо их не бледнело, не застывала кровь, волосы не вставали дыбом, голос не прилипал к гортани, не трепетало тело, не смущался ум, но ни в чем не отступали они от обычного достоинства: вот победа, которая победила мир, вера наша. Захотел тебя, о человек благоволения, в брани неутомимый, в вере неколебимый, ликом безмятежный, делами благочестный, надеждою долготерпеливый, любовию неоскудный, захотел, говорю, тебя, сосуд избранный, испытать оный небесный гончар, что творит в честь и славу, и вверг тебя в печь испытания, где золото сияет, а сено дымит, где одно благоухает, другое смердит: вверг тебя и не постыдился в деле руки своей. Блажен ты, удостоившийся приять славу, Адамом утраченную; блажен, из земного Иерусалима перенесенный на стогны горние; блажен и увенчан, состязавшийся законно.
Сколь велика вина тех, из-за кого охладело слово креста, прежде воспалявшее души, и как бы с мертвыми вменилось! Где ныне благочестие тех, кои с захлипаньями восклицали: «Если забуду тебя, Иерусалим, забвена буди десница моя»? Отложились от верности и любви Христовой, службу Божию в злобу обратили; кому подобало освещать других огнем и примером доблести, ныне, словно угли пустынные, больше чадят, чем пламенеют. Как сыны Ефрема, наляцающие лук, обратились они вспять в день брани; о них сказал Соломон: «Туча и ветер без дождя – муж славный и обещаний не исполняющий»; по их вине земля обетования предана в руку нечестивому. Зимою они исполнены отваги, сидя в своих стенах, и грозятся врагу, с которым их разделяют зыби почти стигийские; возьмут меч и скажут: «Вот так я стану разить», посмотрят на огонь и молвят: «Так займутся шатры сарацин»; надуваются похвальбой, всю Азию завоевывают, не покидая спальни. Но вот наступает весна, и храбрость уносится вместе со снегом; приходят ясные дни, ведущие с собою множество дел и развлечений, и начинается удивительная торговля: подвиги, приписанные себе в задаток, обмениваются на благопристойные предлоги их не совершать, и с большою выгодой. Открыл этим людям Господь стезю жизни, но в них нет духа выйти из своих дверей. Они злословят о тех, кто не преступил своих клятв, и сильно осуждают их неблагоразумие, ибо имение, оставленное ими, разрушается и смерть ждет их на чужбине. Боюсь, они получат мзду свою и не найдут в ней отрады. В их крепких домах нет камней живых, но лишь мертвые, из коих Бог не захочет воздвигнуть детей Аврааму.
18