К неведомым берегам

Так писал Резанов. Многие из его предложений были осуществимы.

Нерадостными новостями встретил его Баранов. За время плавания в Калифорнию на Кадьяке скорбут унес семнадцать человек русских и много туземцев, в Ново-Архангельске шестьдесят человек были при смерти.

К концу марта, однако, подошла ранняя сельдь, и люди стали оживать, а к прибытию Резанова осталось больных всего одиннадцать человек.

В октябре захвачен был колошами Якутат. Опять вспыхнули волнения среди чугачей, медновцев и кенайцев.

В проливах гуляли и обторговывали русских целых четыре бостонских судна, да столько же ожидалось.

«Когда же избавимся мы от гостей сих и как, ежели не будем помышлять о прочном устроении флотилии нашей? — взывал Резанов в своих письмах в Петербург. — Я писал, почему считаю бесполезным входить в какие бы то ни было переговоры с правительством американских штатов о берегах здешних. Усилите край здешний, они сами по себе оставят их…»

Но все эти вопли оставались без ответа.

13. В обратный путь

Суета на «Неве» из-за отплытия с Кадьяка началась 14 июня 1805 года. В кубрике оживление: матросы дружно вдруг заговорили о родине, как о чем-то близком, — вот-вот увидишь ее собственными глазами, вдохнешь острый парной запах родной деревни.

Команда «Невы» отдохнула, отъелась, настроение бодрое, ноги сами носят. В последние дни стоянки на Кадьяке капитан стал как-то снисходительнее делал вид, что не замечает, как матросы таскали на корабль выменянные у туземцев, а может, и купленные и даже, может быть, выигранные в азартные игры шкурки и разные интересные местные изделия…

Вдали показался величественный Эчком. За ним Ново-Архангельск, на фоне темно-зеленой хвои двадцатисаженных елей, лиственницы, пихты и американского кипариса — ярко-зеленая листва дикой яблони. Еще дальше — заволоченные синей дымкой высокие горы.

Все потрясены; как в сказке, перед изумленными взорами широким полукругом раскинулся новый город. У воды, отражаясь в ней, громадное здание с двумя башнями по бокам. Это казарма гарнизона. Дальше внушительный корпус для лавок и материального склада. Пристань с громадным сараем и двухэтажным, обращенным к морю вторым складом, дом для служащих, эллинг с кузницами. По правую сторону — еще дом, кухня, баня.

Удивлению прибывших нет границ, когда Баранов показывает свое хозяйство. Восемь домов — это и так всем видно, но, оказывается, кругом разведены и щеголяют густой зеленью овощей пятнадцать огородов…

— Юрий Федорович, прошу обратить особое внимание на то, к чему вы сами щедро руку приложили, — говорит Баранов и ведет к скотному двору.

Какое богатство: четыре коровы, две телки, три быка, овца и баран, три козы, свиньи, куры…

— Да вы североамериканский крез, Александр Андреевич, — смеется Лисянский, — а кроме того, маг и волшебник. А сами-то где живете?

— Я? А так… Я еще не вполне устроился, — смущенно бормочет главный правитель Русской Америки. — Потом покажу, а теперь пойдемте обедать.

Проходят мимо нескольких колошских юрт. Здесь живут немногие не устроенные еще каюры и кадьякские американцы.

— Вот еще не успел… но к осени устроим и этих… — как бы извиняясь, говорит Баранов.

— А это что? — спрашивает Лисянский, указывая на дощатый, наскоро сшитый сарайчик с одним слюдяным окошком у самой земли.

— Здесь пока я… — сконфуженно говорит Баранов и старается заслонить собой вход.

Но гости бесцеремонны и, главное, на Кадьяке наслышались легенд о Баранове, которого знают хорошо не только побережье Северной Америки, но даже Калифорния, Сандвичевы острова и капитаны судов всего мира.

Входят…

«Пять аршин на шесть, — мысленно определяет Лисянский, осматриваясь, высота до потолка около четырех…»

На покрытой густой плесенью деревянной стене — отсыревшая одежда, на кое-как подвешенной полке — книги, на деревянном некрашеном столике — бумаги и вместо лампы ситхинский «чадук». В углу — постель из набитого мхом тюфяка и такой же подушки. На простыне лежит, видимо вместо одеяла, дорожный суконный плащ. Весь угол комнаты в воде, которая доходит до половины обеих ножек косо стоящей койки.

На немой вопрос гостей хозяин окончательно конфузится и пытается объяснить:

— Каждый день вытираем плесень со стен… С весны все дожди, сыро… Сегодня, видимо, еще не вытирали… А это, видите ли, — кивает в сторону кровати, как бы отвечая на вопрос, — ночью дождь шел… с площади натекло. По-настоящему надо бы приподнять этот угол дома, да как-то все руки не доходят… Ну, это все неинтересно, — прерывает он себя, — пойдемте обедать, нас ждут…

На следующий день все ночевавшие на берегу своим видом возбуждали сочувствие и смех: распухшие физиономии кровоточили, под слипшимися глазами образовались багровые пятна. Это оставила следы мошка, но не сибирская, а еще злее. Особенно ядовитыми оказались укусы москитов и маленького насекомого вроде черной мушки с белыми лапками.