К далеким берегам (без иллюстраций)

Японские переводчики, говорившие по-голландски, называли важных гостей обер-баниосами. Потом выяснилось, что они так называют всех должностных лиц, имеющих высокий чин, а эти чиновники были помощник губернатора и ревизор, приехавший из столицы.

Обер-баниосов провели к каюте посланника, который встретил их у порога. Они уселись на диване, поджав ноги по-японски, а переводчики сели прямо на полу. Слуги подали им два лакированных ящика. В одном лежали трубки и табак, в другом — бумага, кисти и баночка с тушью.

Начался разговор, походивший на вежливый, но утомительный допрос.

Японские переводчики знали только голландский язык, которому научились у допускавшихся в Японию голландских купцов. Однако благодаря сходству этого языка с немецким посланник Резанов и капитан Крузенштерн понимали их довольно хорошо.

Обер-баниосы спрашивали, откуда и когда вышло в плавание судно, каким путем шло, где, когда и зачем останавливалось со времени выхода из Кронштадта. А один из переводчиков, вооружившись кисточкой, тщательно записывал ответы, покрывая причудливыми буквами узкий и длинный лист бумаги.

Когда посланник сказал, что привез грамоту от императора России японскому императору, обер-баниосы пожелали увидеть ее и долго рассматривали обвязанную серебристыми шнурками золототканную парчу, в которую была завернута грамота. Резанов отказался развернуть ее, но предложил обер-баниосам познакомиться с копией.

В это время вошел голландский моряк и почтительно доложил обер-баниосам, что начальник голландской торговой фактории обер-гаупт Дув и капитаны двух голландских судов, стоящих в Нагасаки, просят разрешение войти на российский корабль.

Получив позволение, голландцы немедленно явились. Обер-гаупт и голландские капитаны повернулись к обер-баниосам и склонились, по японскому обычаю, так низко, что коснулись ладонями земли. Они кланялись, не разгибая спины, до тех пор, пока обер-баниосы не сказали: довольно.

Русские моряки с удивлением смотрели на эту церемонию. Они знали, что голландцы держатся, как господа, на Яве и в других богатых колониях, им принадлежащих. А в Японии они проявляли почтительность, переходящую в раболепие.

Обер-баниосы объявили, что, по японским законам, ни один иностранный корабль не может быть допущен в гавань, пока не будет сдано японским властям все оружие.

— Вы должны сдать на то время, пока находитесь в нашей стране, все пушки, ружья, порох, снаряды и сабли. Все это будет свезено на берег. А перед отходом из Японии получите ваше оружие по описи, — говорили японцы капитану.

Среди книг, которые Крузенштерн взял с собой в кругосветное плавание, были два томика, изданные в Париже «в третий год республики» — 1794 год. Это был французский перевод книги Тунберга, побывавшего в Японии за тридцать лет до плавания «Надежды». Капитан знал из этой книги, что закон, о котором говорят обер-баниосы, действительно существует и всегда строго соблюдается.

— Я согласен отдать на время нашей стоянки вооружение корабля, если таков японский закон. Но офицеры должны сохранить свои шпаги, потому что этого требует наша честь, — ответил Крузенштерн.

— А я настаиваю, чтобы восьми солдатам, составляющим мой почетный караул, были оставлены ружья, — заявил Резанов.

— Все голландцы, прибывающие в Нагасаки, сдают оружие без всякого исключения, — сказал Дув.

— Россия не Голландия. А я представитель Российского государства и государя, а не купцов! — резко возразил посланник.

Обер-баниосы долго говорили о том, что японские законы не знают исключений. Потом они заявили, что сделают доклад губернатору и завтра сообщат ответ.

— До тех пор ваш корабль должен стоять здесь на якоре, — сказали они Крузенштерну.

Обер-гаупт Дув и голландские капитаны сказали на прощанье, что хотели бы быть полезными русским морякам, но смогут увидеться с ними в лучшем случае еще только один раз, приехав завтра с обер-баниосами.

— Затем нам не позволят встречаться. Во время пребывания в Японии мы живем почти как в заключении, — говорили голландцы.

— Весьма удивительно, до какого унизительного положения дошли голландцы ради торговых выгод, — сказал Крузенштерн, когда обер-гаупт и капитаны отплыли одновременно с японскими чиновниками.

На другой день морские офицеры с утра надели парадные суконные мундиры и черные треугольные форменные шляпы, ожидая приезда обер-баниосов. Но прошло полдня, и, кроме сторожевых лодок, стоящих вокруг корабля, не показывалось ни одно японское судно. День был солнечный, и в суконных мундирах, плотно облегавших тело, морякам скоро стало очень жарко. От жары и долгого ожидания время шло с томительной медленностью. Русские моряки начали говорить о японцах с досадой.

Наконец к кораблю подошла большая лодка. Она привезла мешок риса, овощи, свежую рыбу, кур и уток.

— Вы говорили, что вам нужны свежие припасы для команды. Дан приказ доставлять их каждый день, — сказал капитану переводчик, сопровождавший лодку.

А когда Крузенштерн заговорил о плате, переводчик уклонился от ответа, заявив, что об этом не знает ничего.