Just before I go (СИ)

Илья закрывает глаза и чувствует, как нематериальное одеяло его неудач накрывает с головой. Илья думает, что если и существует книга, в которой даются самые актуальные толкования каждой черте личности, то на странице с неудачником есть его портрет. Мама любила повторять, что жизнь – что-то вроде американских горок с их взлетами и падениями. У Ильи, кажется, было сплошное падение. Наверное, он не успел сесть на нормальный аттракцион.

Илья засыпает, чувствуя, как этот проклятый город с новой силой начинает питаться им. Илья знал, что так и будет. Иначе просто быть не могло.

Он видит, как ныряет в озеро. То самое, в котором, по слухам, жило подобие лохнесского чудовища. Илья в детстве свято верил, что оно в нем есть. Просто прячется где-то на глубине. И Илья плывет к нему, даже не стараясь удерживать дыхание.

Илья хочет умереть. Это одна из немногих целей в его жизни. Когда в детстве их спрашивали в классе, кто кем хочет быть, все говорили о космонавтах. Космонавты в то время были жуть как популярны. А Илья не хотел быть никем. Все младшие классы на вопрос о будущей профессии он отвечал «Не знаю». И это было правдой. Он не видел себя в будущем. Он не видел будущего до сих пор.

Илья касается песчаного дна ладонями и опускается на него, словно на постель. Мягкую, пружинистую. Комфортную. Он слышит голос в своей голове: «А кем ты хочешь быть, когда вырастешь?». И единственное, что может ответить Илья, – я хочу быть нигде и никем. Быть нигде и никем намного сложнее, чем быть космонавтом или мэром. Каково это быть никем? Никем – это кем? И нигде – это где? Илья невольно улыбается своим мыслям.

«Я хочу быть нигде и никем. И я на пути к своей цели. Но прежде чем я уйду, я хочу закончить все свои дела. Я слышал, что призраками становятся лишь те, у кого остаются на земле какие-то дела. А еще одной жизни, пусть и после смерти, я не вынесу».

========== Пункт первый ==========

this i know

Илье кажется, что самые бесстрашные люди это те, которые решаются дожить до старости. Видеть, как твоя кожа грубеет, покрывается морщинами, чувствовать, как твои кости становятся менее крепкими, понимать, что ты перестаешь слышать голоса людей на том расстоянии, на котором раньше мог слышать даже шепот, забывать всю прошедшую жизнь. Хотя, наверное, последний пункт единственная приятная вещь в старости. Однако осознание того, что он сам будет выглядеть совершенно иначе, его пугает.

Ему не по себе, когда он рассматривает фотографии себя в младенчестве. Ему не по себе от самих младенцев. Ему не по себе от того, насколько одинаково они выглядят. Когда он с матерью ходил в гости к ее подругам, его всегда передергивало от маленьких детей, которых те держали на руках. Их называли красивыми, улыбчивыми и прочими приятными словами, а Илья с ужасом осознавал, что вряд ли различил бы их, если бы не одежда. И невольно думал о том, что когда-то он тоже был таким же. Но если младенческие годы не помнить в порядке вещей, то старость так просто забыть не удастся. Нет времени на то, чтобы забыть. Если после младенчества идет детство, а дальше юношество и зрелость, то после старости только смерть. Илья недавно слышал по радио, что ученые выяснили, будто после смерти человек может думать еще три минуты. Три чертовы минуты думать о том, что ты умер. Жизнь однозначно очень плохая шутка.

Старость у Ильи плотно закрепилась в сознании ассоциацией с учителями. Даже когда он вырос, когда узнал, что некоторые его знакомые стали учителями, когда знакомился с ними на редких мероприятиях, он все равно не мог от нее избавиться. Наверное… Нет, не наверное. Все точно началось из-за мистера Хаггинсона.

Казалось, мистер Хаггинсон преподавал английский язык с самого момента сотворения мира. Казалось, этот человек родился старым. Он напоминал Илье старого бассет-хаунда с его неестественно обвисшими верхними веками, большими мешками под глазами и сморщенной кожей. Он напоминал неудачную карикатуру из детской книжки про собак. И был одним из тех, кого Илья возненавидел с самого детства.

Худшее чувство, думает иногда Илья, это ненависть. Не неприязнь, а настоящая жгучая ненависть, которая доводит до истерики и желания схватить отцовское ружье и расстрелять человека. Мистер Хаггинсон вызывал именно ненависть.