Изображение военных действий 1812 года

Короли Французский, Нидерландский и Саксонский почтили русского полководца пожалованием ему высших степеней своих орденов: Св. Людовика, Вильгельма и Св. Генриха; принц-регент Великобритании прислал ему орден Бани 1-го класса, а город Лондон препроводил драгоценную шпагу, украшенную алмазами.

В исходе 1815 и в начале 1816 года наши войска, исключая оставленного во Франции корпуса графа Воронцова, возвратились в свои границы, а в 1816 году Барклай де Толли перевел главную свою квартиру в Могилев на Днепре. Здесь провел он два года, неусыпно заботясь о благоустройстве вверенных ему войск, а между тем силы его видимо приходили в большее и большее изнурение.

В начале 1818 года, быв на короткое время в Петербурге, он испросил себе отпуск в Германию, надеясь, что употребление тамошних минеральных вод принесет ему, если не совершенное исцеление, то по крайней мере ощутительную пользу, но ожидания его не исполнились. Не доехав до места, он скончался, 14 мая, в Инстербурге, близ Кенигсберга, на пятьдесят седьмом году своей деятельной и славной, благу Отечества посвященной жизни.

Тело его было привезено в Лифляндию и похоронено в Бекгофе, где над ним, овдовевшей супругой, впоследствии было воздвигнуто великолепное надгробие. Император Александр обратил ей в ежегодную пенсию весь оклад покойного, составлявший 85 тысяч рублей ассигнациями, и предназначил соорудить в честь ему памятник. Исполнение этой последней мысли состоялось уже в царствование императора Николая Павловича.

Барклай де Толли женился, будучи штаб, офицером, на эстляндской дворянке Елене Ивановне фон Смиттен. Она была с 1809 года Кавалерственной Дамой ордена Св. Екатерины, а с 1814 года статс-дамою, и скончалась через десять лет после своего знаменитого супруга.

Находящийся в живых сын Барклая де Толли, князь Эрнест Магнус, бывший флигель-адъютантом императора Александра, оставил службу в чине полковника. Из родных братьев князя Михаила Богдановича, младший, Андрей Богданович, умер в 1805 году, майором конно-артиллерии, а старший, Иван Богданович, состоявший в свите его императорского величества, скончался в 1819 году, в чине инженер-генерал-майора и в звании председателя комитета об устройстве финляндских укреплений.

Заслуги князя Михаила Богдановича были почтены и за пределами гроба. Выше мы видели, что он был долгое время шефом 3-го егерского полка, впоследствии, за подвиги в войне 1812, 1813 и 1814 годов, переименованного в 3-й гренадерский егерский, а потом во 2-й карабинерный. Царствующий государь император Николай Павлович, желая увековечить в потомстве и в рядах Русской армии имена знаменитых наших полководцев: Румянцева, Суворова, Кутузова и Барклая де Толли, высочайшим приказом от 17 августа 1826 года, повелел, чтобы полки, некогда имевшие этих знаменитых мужей своими шефами, приняли навсегда их названия.

При этом случае бывшему 2-му карабинерному полку присвоено было наименование карабинерного фельдмаршала князя Барклая де Толли. Сверх этого, сыновьям двоюродного брата фельдмаршала, бывшего рижского бургомистра Августа Вильгельма Барклая де Толли, пожаловано было, в 1827 году, дворянское достоинство, и в честь самого фельдмаршала сооружены два памятника: один в Санкт-Петербурге, на площади Казанского собора, рядом с памятником Кутузову, а другой – в Дерпте.

Последний из памятников воздвигнут на сумму, пожертвованную войсками Русской армии, служившими под начальством Барклая в 1812, 1813, 1814 и 1815 годах. Она была собрана почти вслед за его кончиной и первоначально простиралась до 10-ти тысяч рублей серебром, возросших впоследствии, с процентами, до 23-х тысяч.

Князь Барклай де Толли был высокого роста; имел продолговатое, бледное лицо; открытый, лоснящийся лоб, верхнюю часть головы без волос, и носил бакенбарды. Поступь его и все приемы выражали важность и необыкновенное хладнокровие, и вся наружность его, с первого взгляда внушавшая к нему уважение и доверие, являла в нем человека, созданного предводить войсками.

В первые два-три года после полученной под Прейсиш-Эйлау раны, он постоянно носил правую руку на перевязи из черной тафты и впоследствии хотя не употреблял ее, но всегда имел привычку поддерживать раненую свою руку здоровою, как он изображен и на портрете, во весь рост, в Военной галерее Зимнего дворца. Спокойствие духа никогда ему не изменяло, и в пылу битвы он распоряжался точно так, как бы это было в мирное время, в безопасном месте, не обращая никакого внимания на неприятельские выстрелы.

Бесстрашие его не знало пределов. В обращении с равными он бывал всегда вежлив и обходителен, но ни с кем близко не дружился; с подчиненными, от высших до нижних чинов, был кроток и ласков; никогда, ни в каком случае, не употреблял оскорбительных и бранных выражений, и всегда настоятельно требовал, чтобы до солдата доходило все ему следуемое. Отличительную черту его характера составляла признательность к лицам, способствовавшим его возвышению.