Изнанка и лицо

Предстояло наладить жизнь на новом месте. Первые дни пролетели незаметно. Он покрасил стены известкой, купил в Алжире занавески, принялся налаживать электропроводку. В этих трудах, прерываемых днем для приема пищи в деревенской гостинице и для морских купаний, он забывал, зачем оказался здесь и зачем до дрожи в коленях напрягал и утомлял свое тело, заботясь то о том, чтобы хватило краски, то о том, чтобы исправно работала проводка в коридоре. Ночь Мерсо проводил в гостинице и понемногу свел знакомство с местными жителями: с парнями, что по воскресеньям во второй половине дня приходили поиграть в русский бильярд и в пинг-понг (они занимали игровые столы на всю вторую половину дня и при этом лишь раз заказывали выпивку, к великому неудовольствию патрона); с девушками, что вечерами гуляли по дороге, идущей над морем (они держались за руки и перебрасывались словами, нараспев произнося окончания); с Пересом, одноруким рыбаком, который снабжал гостиницу рыбой. Там же он встретил и деревенского доктора Бернара. В тот день, когда все в доме было готово, Мерсо перебрался к себе с вещами и мало-помалу стал осваиваться. Был вечер. Он находился в комнате наверху, за окном два мира оспаривали пространство между двумя соснами. В одном, почти прозрачном, одна за другой вспыхивали звезды. В другом, более плотном и темном, потаенное трепетное дыхание выдавало наличие моря.

До сих пор Патрис мало оставался один, то встречался с рабочими, которые помогали ему по дому, то болтал с хозяином кафе. Но этим вечером он осознал, что ему не с кем видеться, ни завтра, ни вообще когда-либо, и что он один на один с одиночеством, которого так жаждал. Все дело теперь было в том, как дожить до завтра. Однако себя Патрис уверил, что это именно то, чего он добивался: он один, надолго, навсегда, до самого конца. Мерсо решил допоздна не ложиться и курить, но к десяти его сморило. На следующий день встал поздно, к десяти, приготовил завтрак и поел, даже не приведя себя в порядок. Он чувствовал легкую усталость. Не побрился, не причесался. И все же после завтрака, вместо того, чтобы направиться в туалетную комнату, стал бродить по дому, листать какой-то журнал, в конце концов, очень обрадовался, найдя неисправный выключатель, и тут же принялся за работу. В дверь постучали. Это был посыльный из гостиницы, который доставил ему второй завтрак, как и было оговорено накануне. Ленясь приводить себя в порядок, Патрис как был сел за стол, без аппетита поел, чтобы еда не остыла, и, вытянувшись на диване внизу, закурил и незаметно снова уснул. Проснулся он в ярости, когда было уже четыре часа. Он тщательно побрился, наконец-то переоделся и написал два письма, одно Люсьене, другое трем студенткам. Было уже очень поздно. Мерсо все же отправился в деревню, чтобы бросить письма в почтовый ящик, после чего вернулся, никого не встретив. Поднялся наверх и вышел на террасу. Море и ночь переговаривались между собой на прибрежной гальке и в развалинах. Мерсо принялся размышлять. Этот потерянный день отравил ему настроение. Уж вечером-то непременно надо было чем-то заняться, почитать, пройтись. Скрипнула калитка в саду. Принесли ужин. Он проголодался, с аппетитом поел, а после почувствовал, что уже не способен никуда идти. Решил подольше почитать, лежа в постели. Но уже на первых страницах веки его стали слипаться, и Патрис проспал до позднего утра.

В последующие дни он пробовал бороться с навалившимся на него мороком. По мере того, как шли дни, целиком заполненные скрипом калитки и бесчисленными сигаретами, сердце его все сильнее сжималось при мысли о том несоответствии, которое имелось между тем, что привело его к этой жизни, и самой этой жизнью. В один из вечеров Мерсо написал Люсьене, прося ее приехать, таким образом порвав с одиночеством, на которое возлагал надежды. Стоило ему отправить письмо, как тайный стыд одолел его. Однако когда Люсьена приехала, этот стыд растворился без остатка в какой-то глупой и поспешной радости, которая охватила его при виде близкого человека и той легкости бытия, которую сулило присутствие Люсьены. Он заботился о ней, был предупредителен, и она с некоторым удивлением взирала на него, при этом более всего занятая состоянием своих нарядов из белой холстинки, всегда отлично выглаженных.

Мерсо стал выходить на прогулки по округе, но с Люсьеной. Заново ощутил свою сопричастность миру, но только держа руку на плече жены. Так он убегал от своего тайного страха. Однако через два дня Люсьена уже надоела ему. Она выбрала как раз этот момент, чтобы попроситься жить вместе с ним. Они ужинали, Мерсо недвусмысленно отказал ей, не поднимая глаз от тарелки.

– Ты меня не любишь, – проговорила Люсьена ровным голосом, выдержав паузу.

Патрис поднял голову. Ее глаза были полны слез.

– Но я ведь тебе никогда этого не обещал, котенок, – попробовал он смягчить свой отказ.

– Верно, – ответила она, – это лишь подтверждает мои слова.