Изнанка и лицо

Когда Мерсо шел вечером рядом с Мартой, его распирало от гордости при виде игры света и тени на ее лице, все представлялось чудесным образом возможным, и даже собственные сила и смелость казались неоспоримыми. Он был благодарен ей за то, что она, идя рядом с ним, выставляла напоказ свою красоту, которая всякий раз была для него как тончайший напиток. Если бы Марта была невзрачной, он страдал бы точно так же, как страдал, представляя себе ее в объятиях других мужчин. Ему доставляло удовольствие появляться с нею в зале до начала сеанса, когда почти все места были уже заняты. Она шла впереди него, вызывая восторженные взгляды, ее лицо было словно сад, наполненный цветами и улыбками. Он шел следом со шляпой в руке, чувствуя сверхъестественную раскованность, внутренне осознавая и собственную неотразимость. Вот и в этот раз он напустил на себя отстраненный и важный вид. Был преувеличенно вежлив, посторонился, чтобы пропустить служительницу, помогающую найти свое место, предупредительно опустил сиденье Марты. Это было сделано не столько из желания казаться, сколько из переполнявшей его признательности, заставляющей любить всех. Не зная, как отплатить за свою радость, он оделил служительницу чересчур щедрыми чаевыми, этим обыденным жестом выражая свое преклонение перед божеством, чья ослепительная улыбка отражалась масляным блеском в его взгляде. В антракте, прогуливаясь в фойе среди зеркал, которыми были увешаны стены, он мог воочию лицезреть свое счастье: зал, мелькающие изящные фигуры других зрителей, его собственный темный силуэт и улыбка Марты, одетой во что-то светлое. Да, ему по душе было и собственное лицо, отражающееся в зеркалах, этот подрагивающий рот, лихорадочный блеск чуть запавших глаз. Но ведь красота мужчины отражает глубокие, присущие ему качества практического свойства. На его лице читается, на что он способен. Идет ли это хоть в какое-то сравнение с великолепной непрактичностью женского лица?! Мерсо отлично осознавал все это, он тешил свое самолюбие и улыбался своим внутренним демонам.

Вернувшись в зал, он подумал, что когда ему приходилось бывать в кинотеатре в одиночестве, в антракте он никогда не выходил из зала, предпочитая курить и слушать пластинки с легкой музыкой, которые ставили в это время. Но на сей раз игра продолжалась и в антракте. И годился любой случай продлить ее, подстегнуть. Устраиваясь в кресле, Марта ответила на приветствие мужчины, сидящего на несколько рядов дальше за ними. Мерсо тоже кивнул ему, и вдруг, или это ему только показалось, на лице незнакомца мелькнула ухмылка. Он сел, не замечая жеста Марты, собиравшейся о чем-то сказать и положившей ему на предплечье руку, хотя минутой раньше он с радостью бы воспринял этот жест как новое доказательство той власти, которую она за ним признавала.

– Кто это? – спросил Мерсо, ожидая, что Марта совершенно естественно переспросит, о ком речь. Так и вышло.

– Ты знаешь, о ком. Тот тип…

– А‐а, – только и ответила она и замолчала.

– Так кто же он?

– Тебе непременно надо знать?

– Нет, – отрезал Мерсо.

Он слегка обернулся. Незнакомец смотрел на затылок Марты, и ни один мускул в его лице не дрогнул. Он был довольно хорош собой, с очень полнокровными красивыми губами, но глаза его были невыразительны и чуть навыкате. Мерсо ощутил, как к вискам прилила кровь. Глаза застлало черной пеленой, блестящие картины идеальных декораций, в которых он пребывал последние несколько часов, внезапно оказались измаранными сажей. К чему было спрашивать? И без того было ясно: этот тип спал с Мартой. В Мерсо ширилась, подобно тому, как это происходит с человеком, которым завладевает паника, мысль о том, что мог думать этот человек. Ему это было хорошо известно, ему и самому случалось так думать: «Можешь выпендриваться, сколько хочешь…» При мысли, что в эту самую минуту незнакомец представляет, какова Марта в постели, – например, как она прикрывает рукой глаза в миг наслаждения, – при мысли, что этот мужчина тоже пытался убрать ее руку, чтобы увидеть мятежный огонь темных богов, загорающийся в ее глазах, Мерсо почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, и когда прозвучал звонок, возвещающий о продолжении сеанса, его закрытые глаза стали наполняться слезами гнева. Он забыл о Марте, которая была лишь предлогом для его радости, полностью погрузившись в поднявшуюся в душе ярость. Он долго сидел с закрытыми глазами, а когда открыл их, то увидел на экране опрокинутый автомобиль, одно колесо которого продолжало медленно вращаться среди полной тишины, увлекая в свое упрямое вращение весь стыд и унижение, порожденные недобрым сердцем Мерсо. Потребность знать наверняка заставила его забыть о достоинстве:

– Марта, он был твоим любовником?

– Да, – ответила она. – Дай посмотреть кино.