Изнанка

Изнанник подпрыгивал, держась метрах в пяти перед группой. Создавалось впечатление, что он не устал ни на йоту.

По правую сторону, из-за холма, показалась кабина вагона. Краска слезла, и поэтому можно было подумать, что она обожжена. Слепыми, бесстекольными глазницами водительских окон таращился на проходящих мертвый памятник. Вагон торчал из почвы, будто вплавленный в нее наполовину. Словно этот неудачливый поезд рвался наружу из-под земли, застигнутый врасплох и навеки обездвиженный...

Через сотню метров упал профессор. Без единого стона или призыва помочь. Он просто тихонько осел, подломив руки и стукнувшись головой об осколок мраморной плиты. Из рассеченного лба вяло потекла струйка крови, казавшейся в призрачном свете зарницы черной, а не красной.

Изнанник остановился и принялся, как обычно, безучастно раскачиваться туда-сюда.

Подполковник, чертыхнувшись, подошел к Аракеляну и приподнял его голову. Рана была неопасна – кости черепа уцелели, лишь кожа лопнула. Гораздо хуже было то, что Альберт Агабекович, скорее всего, словил качественный тепловой удар.

– А я думал... так-с-сяк... армяне более выносливы в ус-словиях высоких температур, чем мы, славяне, – пробормотал Таусонский. Язык у гэбиста ощутимо заплетался.

Он снял с головы засаленный тюрбан, свернутый из рубашки, оторвал кусок рукава и промокнул лоб профессора.

Валера приблизился и увидел, что подполковник сам на грани отключки – его глаза помутнели, движения были замедленными и неточными.

– Давай помогу, – предложил Рысцов.

– Сам на ногах стой, – обидно отмахнулся Таусонский. – Андрон, ну-ка подсоби...

Вдвоем с Петровским они приподняли Аракеляна и, перекинув его руки через плечи, двинулись дальше. Валера поплелся сзади, то и дело широко открывал рот и пытался выделить на сухой язык хоть каплю слюны, глядя, как два здоровенных мужика еле-еле переставляют ноги, волоком таща за собой низкорослого профессора. Изнанник, увидев, что люди снова могут перемещаться, бодро заковылял вперед. Бочком, бочком...

– Если ты, шкварка драная, не приведешь нас к любой тени, я тебе т-табуретную ножку в жопу забью, – промямлил Павел Сергеевич, обращаясь к уродцу. Тот, кажется, проигнорировал угрозу.

Приподнимать и устанавливать на новое место ноги становилось все труднее – они уже плохо держали вес тела. В легких гуляли суховеи, и казалось, что в организме не осталось ни одной молекулы воды. Поглаживая опухшие кисти рук, Валера вспоминал, как они с Ольгой Панкратовой убегали тогда из катакомб в Гуамском ущелье. Сколько времени прошло с тех пор? Месяцы?.. Нет, века... Если бы он сейчас мог хоть на секунду оказаться в тех ледяных сугробах... Как бы он бросился в них! Нырнул бы с головой и принялся есть снег! Растирать им голову, грудь, шею, ляжки! И есть, катая по альвеолам холодные скользкие кусочки, чувствуя, как они тают на раскаленных деснах, превращаясь в заветную влагу... А потом бы он лег на вершину заметенного пургой обрыва, подставил лицо вьюге и глотал бы ее морозное дыхание, заставляя глотку остывать, втягивал бы в себя этот прекрасный холодный воздух зимы... Так бы и заснул под порывами метели... Которая, если внимательно прислушаться, ласково нашептывает о мгновениях...

Которая, надрываясь, кричит о застывших в темноте секундах...

Тех, что давным-давно прожил...

– ...эй, лакмус, подъем! Мы двоих не допрем... Слышишь?

Валера с усилием разлепил веки и попытался сфокусировать взгляд. Над ним наклонился подполковник, легонько тормоша гигантской ладонью за щеку. «Наверное, я упал», – чиркнуло где-то на грани сознания. В голове было мутно. Подташнивало. В горле застряла спиртовая отрыжка.

– Я... не лакмус, – простонал он, поднимаясь на локте и возвращая на голову треуголку из карты метро.

– Гляди-ка, шутит. Поднимайся, не время расслабляться, так-сяк...

Поверхность была ужасно горячая – спину и локоть жгло, заставляя не мешкать с возвращением в вертикальное положение. Зной, казалось, стал еще более жесток.

– Такой сон хороший видел, – поделился Валера, снимая с бинта прицепившийся магнитный билетик. – Про снег...

– Сон, – щуря глаз, хмыкнул Андрон и поправил безвольную руку профессора на своем плече. – Здесь везде – сон...

* * *

Рысцов плохо помнил, как они очутились в тени. Он просто шел и шел, машинально передвигая ноги и следя лишь за тем, чтобы не потерять тапочки – без них ступни бы долго не вытерпели. Шел и шел – не глядя по сторонам, стараясь наступать точно в то место, откуда поднималась сандалия Андрона. След в след... Чуть левее волочились потрескавшиеся пятки профессора, загребая попадавшиеся на их пути билетики, а еще чуть левее – совсем уж на границе восприятия – мелькали мощные щиколотки Павла Сергеевича. В ушах стоял вибрирующий гул. Валера уже перестал понимать, исходит он извне или это шумит в его сознании...

Час за часом. Километр за километром. Жизнь за жизнью... След в след. «Нет! – отгонял он от себя диковинные меры расстояния и времени. – Всего-то пару сотен метров и десяток минут... Какая... к дьяволу... жизнь?..»