Изнанка

Разглядывая вагоны с сияющим словом «спасение», Борис потерял ощущение времени. А потом словно от транса очнулся и поймал себя на том, что стоит с открытым от изумления ртом, как ребёнок, которому показали удивительный фокус. Он представил себе, что бледное существо сейчас смотрит на него глазами всех этих сумеречных людей и смеётся: «Ну что, мужик, сумел я тебя зацепить?» И ведь да, чёрт возьми, к сожалению, сумел. Зло может быть интересным — это факт.

Мысленно выругав себя, Борис отправился куда собирался. В голове крутились строки из песни группы «Аквариум»:

«Этот поезд в огне,
И нам не на что больше жать.
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать…»

Актуально. Бежать действительно некуда. Разве что в поезд, горящий зелёными огнями.

Через пару минут он уже был у дома заражённой женщины. Сел на скамейку рядом с Прапором. Помолчав немного, задал вопрос, на который и так знал ответ:

— Как она?

— Ей совсем недолго осталось. Это серое дерьмо уже и на лице. Она полчаса назад на крыльцо выходила, мы с ней поговорили немного, — Прапор сокрушённо покачал головой. — Чёрт, меня так и подмывает в дом зайти и хоть что-нибудь для неё сделать. Знаешь, Борис, она изо всех сил старалась не показать, как ей больно, даже пару раз улыбнулась. Но я-то видел, бляха-муха, всё видел. Эта боль в её глазах…

Он поднялся со скамейки, подошёл к забору и взглянул в промежуток между домами.

— Объявились, твари. Легки на помине.

— Вот только сегодня они подозрительно молчаливые, — заметил Борис. — И, кстати, там справа ещё поезд, рельсы. То ещё зрелище.

— Правда? — удивился Прапор, а потом скривился. — Нет, даже видеть не хочу. Уверен, эти твари очередную пакость задумали.

Словно подтверждая его слова, тишину разорвал оглушительный вой сирены. Звуковые волны как будто набухали, давя на барабанные перепонки, а потом сужались. У Бориса этот тревожный вой ассоциировался с войной, с надвигающейся смертью.

Минут через пять сирена стихла. Вокруг периметра из песка выросли огромные табло с горящими зелёным светом четырьмя нулями. Послышался шелестящий хор голосов:

— Спасайтесь… Бегите все в поезд… Мы старались это предотвратить, но у нас не получилось… Бегите, спасайтесь, через пятнадцать минут взорвётся ядерная бомба и от ваших домов даже пепла не останется… Верьте нам, мы желаем вам только добра, мы хотим, чтобы вы выжили… Садитесь все в поезд, он отвезёт вас в безопасное место…

Отсчёт времени начался. На многочисленных табло быстро менялись цифры, обозначающие секунды.

— Ого! — Прапор повернулся к Борису. — Я не ослышался? Они сказали «ядерная бомба»?

— Точно, так и сказали. Через пятнадцать минут взорвётся.

— А эти говнюки не теряют надежды нас выманить.

В окне появилось и исчезло лицо Валентины. Снова завыла сирена. От этого проклятого звука у Бориса зубы сводило, но хуже всего было ожидание. Наверняка грядёт что-то масштабное. Неужели действительно ядерный взрыв? Вернее, его имитация. Но даже если это уловка, всё равно было жутко. Он напомнил себе: то, что там, не может оказаться здесь! Это правило! Однако Борис сознавал, что один только вид ядерного взрыва может заставить забыться. Может заставить поверить, что всё по-настоящему. И что тогда? Бегство в поезд со словом «спасение» на вагонах? Не лучше ли прямо сейчас вернуться в зелёный дом и вместе с остальными спрятаться в подвале? Чтобы ничего не видеть и не слышать. Это была хорошая идея, однако Борис не сдвинулся с места. Какая-то его часть хотела это увидеть. Та часть, что отчаянно искала ответы во всём, даже в чём-то страшном. Та часть, что желала противостоять этому миру.

Сирена стихла, но тишина продлилась недолго. Её нарушили голоса сумеречных людей:

— Мы вчера сумели сделать так, чтобы самолёт не рухнул на ваши дома… Это было очень трудно, но мы справились, мы спасли вас… А теперь вы должны спасти самих себя… Бегите в поезд, скорее бегите, мы не сможем предотвратить ядерный взрыв… Это будет ужасно…

В каждом слове настырная ложь. Борис подумал, что это похоже на таран, который бьёт в одну точку. Психическая атака.

Из дома вышла Валентина. Её голову и часть лица покрывал белый платок.

Неподалёку послышались голоса, на улице показались Степан, Фёдор, Тамара и Зинаида. Все четверо с трудом держались на ногах. Весь день пили, причём люто, отчаянно, словно желали нырнуть в болото алкогольного морока и больше не выныривать. Степан споткнулся, упал. Трое собутыльников попытались его поднять, при этом их самих заносило, будто на корабле в сильный шторм. Наконец справились, подняли и, придерживая друг друга, поплелись дальше.

— Эй! — окликнул их Прапор. — Вы куда это, бляха-муха, намылились?

Здоровяк Фёдор повернулся, с трудом сфокусировал на нём взгляд осоловелых глаз.

— А-а, это ты Пра… Прапор… Стрелок херов. Ну что уставился?

— Вы куда? — спросил он терпеливо.

— А вон… туда, — махнул рукой Фёдор. — Только туда. Больше… — икнул. — Больше некуда. Нас всё задолбало… Больше некуда, только туда…