Изнанка

— Хесс… Хесс, — сорвалось с её губ. А потом в горле заклокотало, и она стала буквально давиться, пытаясь ещё что-то произнести.

— Марго, пойдём в дом, — ласково, как нездоровому ребёнку, сказала Валентина и тоже протянула руку. — Пойдём, прошу тебя.

— Ну же, Маргарита, — поддержал Прапор. — Зайди в дом.

Борис подумал, что это не лучшая идея. А какая хорошая? Запереть её в сарае? Вырвется. Вон как окно выбила вместе с рамой — будто тараном. А сарай не выдержит напора.

— Вы все ополоумели! — завопил Гена. — Я не собираюсь жить рядом с этим… с этой тварью! Гнать её нужно, нахер, отсюда!

— А ну закрой свою поганую пасть! — взорвался Борис. А Виталий наградил Гену взглядом, обещающим прибить урода.

Маргариту снова начало трясти. Дёргаясь и издавая булькающий звуки, она зашагала к воротам. Ладони её при этом конвульсивно сжимались и разжимались, словно в попытке схватить что-то невидимое в воздухе.

— Марго, — уже совсем безнадёжно позвала Валентина.

Прапор отступил к цветочной клумбе, на которой сейчас не было цветов, но лежали прелые листья. Борис с Виталием поспешно ретировались со двора. Гена и двое его спутников пятились.

Остановившись возле ворот, Маргарита напряглась, вскинула голову и заорала — звук походил на гудок тепловоза. Он был настолько мощный, что даже воздух всколыхнулся. Маргарита опустила голову, исподлобья окинула своим тёмным взглядом всех присутствующих, выдохнула «Хесс», затем устремилась вперёд, причём очень быстро.

На её пути оказался Гена. Он мог бы, как это сделали его спутники, податься вправо, влево, но у него, по всей видимости, от страха отключился здравый смысл. Гена продолжал пятиться, с ужасом глядя на приближающееся серое существо. Пятился, пока не угодил в кусты малины возле забора. Он принялся барахтаться, точно муха, угодившая в паутину. Его пронзительный визг был похож на женский:

— Уберите её! Уберите! Не подходи, сука!..

На лице Маргариты вновь появилось что-то похожее на внутреннюю борьбу. Она остановилась в метре от вопящего Гены, затем повернулась и на четвереньках помчалась вдоль ограды.

Со двора выскочила Валентина и побежала за ней. Борис, Виталий и Прапор двинулись следом. Гена продолжал скулить и охать, стараясь выбраться из кустов, страх в его глазах сменился злобой.

На детской площадке Маргарита остановилась, вцепилась обеими руками в стойку качелей. Было похоже, что её тело продолжало рваться вперёд, в то время как руки, повинуясь остаткам рассудительности, крепко сжимали стойку качелей. Маргарита застонала жалобно:

— Хесс… Хесс…

А потом она уже не в силах была держаться. Пальцы расцепились и серое существо, уже совсем мало похожее на человека, помчалось дальше.

В жизни Бориса было много тяжёлых моментов. Например, когда он нёс гроб, в котором лежал отец. Погода в тот день была ясной, лето только начиналось, солнце палило, птицы радостно щебетали. И это его злило. Он внушал себе, что должен в этот момент испытывать умиротворение, ведь, как говорили соседи-утешители, отец отмучился и сейчас находиться в лучшем мире. Однако никакого умиротворения и даже грусти не было и в помине. Только злость. Он ненавидел это яркое летнее солнце, этих птиц. Ему казалось, что вселенной наплевать, что одним хорошим человеком стало меньше. Его бесило, что поставлена жирная точка и то, что было написано до неё, уже не перепишешь, не исправишь. Неся в тот день гроб, он проходил стадию, которую, пожалуй, проходят все, кто потерял близких. Это было острое ощущение несправедливости, осознания, что мир устроен неправильно, потому что в нём существуют рак поджелудочной железы, не дающий никаких шансов, и слёзы на глазах матери.

Сейчас он чувствовал себя так же, как на похоронах отца. Все шли за Маргаритой, но это шествие было не чем иным, как похоронной процессией, проводами в последний путь. И так же, как тогда, всё вокруг вызывало злость. Недвижимый воздух, серое небо и особенно — бледное светило, которое казалось олицетворением равнодушия. В отношении Маргариты жирная точка уже поставлена и ничего не перепишешь. Она обречена. Что может быть хуже, чем глядеть на ещё живого человека и понимать: с ним всё кончено?

Добежав до поля, Маргарита споткнулась о поросшую сухой травой кочку. Упала и дальше поползла на коленях. Никто не пытался догнать её, понимая, что все усилия и уговоры окажутся напрасными. Валентина медленно передвигала ноги и тихонько плакала. Она глядела в землю перед собой — смотреть на подругу не могла, сердце разрывалось.

Возле периметра Маргарита оглянулась, оскалилась, будто говоря: не приближайтесь ко мне, я больше не она! Я — оно!