Изнанка

Ладони болели, словно в них вонзались сотни крошечных иголок. Маргарита уже пятый раз мыла руки в тазу с водой и ругала себя за то, что вышла за периметр и прикоснулась к Бибе. Идиотка! Видела ведь, что с собакой что-то не так. Чувствовала. В этом вся она — действовать вопреки здравому смыслу. Ну и антидепрессанты, которые приняла ещё днём, поспособствовали. Когда познакомилась с Мишей, отказалась от них, и очень этим гордилась, но нынешним днём как-то машинально, бездумно приняла их. Что поделаешь — обстоятельства. Такие же поганые обстоятельства, как тогда, когда она уличила мужа в измене. Или когда разочаровалась в Церкви Свидетелей Иеговы, адептом которой была два года. Или когда домашние питомцы умирали или пропадали.

Всегда обстоятельства.

И всегда антидепрессанты.

Однако нынешние обстоятельства похуже прочих будут. Это просто край какой-то!

— Больно, — жаловалась она. — Валь, посвети, пожалуйста.

Валентина поднесла ближе к тазу керосиновую лампу. Маргарита с ужасом уставилась на свои руки. На пальцах сейчас не было ни привычных колечек, ни перстней, зато на них, как и на ладонях, темнели пепельно-серые пятна. И они, кажется, увеличивались в размерах.

— Это просто ожоги, — сказала Валентина, но в голосе её сквозила неуверенность.

— Ожоги? — истерично взвизгнула Маргарита. — Откуда им взяться, а? Ну откуда? Я всего лишь Бибу на руки взяла! Почему ты меня не остановила, Валь? Почему никто меня не остановил?

— Я пыталась, — обиженно напомнила подруга. — И другие, кстати, тоже пытались.

— Да, да, — скривилась Маргарита. — Это я такая идиотка. Сама виновата. Прости, Валь… — она вдруг тяжело задышала. — Ох!.. Что-то мутит меня… мутит…

Её вырвало в таз. Когда рвотные позывы прекратились, Валентина вытерла ей губы и подбородок полотенцем.

— Легче?

— Не знаю, Валь. Не уверена. Мне бы прилечь.

Валентина проводила ей до кровати, уложила, накрыла покрывалом. Коснулась лба Маргариты и поняла, что у той начинается жар.

— Сейчас я тебе парацетамолу дам, — сказала Валентина тоном, с каким обычно обращаются к захворавшим детям. — А потом мы смажем твои ладони кремом от ожогов. У меня как раз есть такой, на основе облепихи. Вот увидишь, Марго, скоро тебе полегчает.

Лучшими подругами они стали восемь лет назад, после того, как Маргарита заступилась за Валентину.

Муж Степан часто кричал на Валентину, когда был пьян. Иногда за волосы таскал, порой бил. А «Серая мышка», как её некоторые называли в деревне, терпела. Обычно пьяный муженёк устраивал разборки в доме, но в тот июльский день он принялся лупить жену во дворе. Стиснув зубы, она пыталась уползти от него, а тот отвешивал ей смачные оплеухи, пинал ногами. Поводом для его агрессии стало подозрение, что жена с кем-то на работе замутила. Степан сам же придумал эту глупость и сам же в неё поверил, как уже было не раз.

Соседи выглядывали из окон, но никто и не подумал прийти на помощь Валентине. Кто-то трусливо спрятался за подлыми правилами «бьёт — значит любит. Мужик всегда прав». Некоторые, такие как Гена, посчитали, что это не их дело.

Однако, как выяснилось, кое-кому всё же было до этого дело.

Во двор буквально влетела Маргарита и в руках она держала полено, которое, не раздумывая, обрушила на спину Степана. Отступила, глаза её пылали, как у яростной валькирии.

— Ну что, урод! — выкрикнула она. — Давай, ударь меня! Сегодня же в тюрьме окажешься! Я долго всё это терпела, но моё терпение кончилось!

Степан как будто даже протрезвел. Он был растерян. Силился что-то сказать, но из глотки вырвалось что-то совершенно невнятное.

Маргарита держала полено так, словно собиралась нанести очередной удар.

— Слушай внимательно, гадёныш… — прошипела она. — Если ещё раз ударишь жену или хотя бы голос на неё повысишь, я про тебя расскажу своему другу, полковнику полиции. Он ради меня всё сделает. Скажу, чтобы он тебя посадил — посадит, будь уверен! А ещё позаботиться о том, чтобы в тюрьме тебе пришлось несладко! Ты всё понял?

Трусливый по жизни Степан начал было оправдываться, но потом развернулся и как побитая собачонка заковылял в дом. Маргарита отбросила полено, помогла Валентине подняться, пригласила к себе выпить ромашкового чаю для успокоения.

Всё это было ну очень неожиданно. От кого угодно Валентина могла ожидать заступничества, но только не от этой вечно витающей в облаках любительницы украшений, которая вместо обычного «спасибо» всегда говорила «благодарю», а вместо «здрасьте» — «приветствую вас». Но факт остаётся фактом — заступилась, посрамив равнодушных соседей. За чаем Маргарита созналась, что нет у неё никакого друга полковника полиции, увы. Услышав это, Валентину разобрал смех — сначала нервный, а потом уж и весёлый. Марго смеялась вместе с ней.

Степан с тех пор присмирел. Нет, пить меньше не стал, однако находил в себе силы не устраивать больше дебоши. Возможно, рано или поздно сорвался бы, но через полгода после той стычки с Маргаритой он утонул в местном пруду — под лёд провалился.