Изменить одиночеству

— Нет, конечно. Вы владелец, вас проверять не станут. Но достоверное объяснение и подтверждение должно быть.

— Не представляю, что я могла бы придумать.

— Можно попробовать… — неуверенно сказал Стас.

Но Эльвира не привыкла пользоваться чужими идеями. К утру ее сценарий «находки» был готов. И главный свидетель, тетя Маша, она же исполнитель роли виновницы, даже не захотела брать у Эли деньги за услугу.

— Не придумывай, Эля! Какие деньги? Ты мне, как дочь. Я сама весь вечер проплакала, слушая Шамса. У него одна девочка еще и парализованная. Боюсь только, что меня собьют.

— Не собьют, тетя Маша. Мы как следует порепетируем. Все очень просто, сама увидишь. И, главное, все это будет написано на бумаге, в моем заявлении. Главное, все время держи в голове, что мы умнее этого майора. И, в конце концов, это мое дело — хочу я или нет, чтобы он продолжал мучить людей. Деньги он уже не найдет, это ежу понятно. А чтобы получить свои премиальные за раскрытие, посадит того, кого легче подставить.

— Поняла, девочка. Рассказывай мне, как же я эту кашу заварила.

Тетя Маша много лет ходила к Эльвире убирать квартиру. Это бывшая дворничиха с первого этажа, прелестный, добрый, честный человек. И одна на всем свете. И с тяжелой формой диабета. Наверное, давно бы умерла, и никто бы не загрустил, но так случилось, что когда-то в ее открытую настежь дверь вошла Эльвира, которая поздно вернулась с работы. Позвала с порога, а потом обнаружила на полу тетю Машу в диабетической коме. Так и началась их дружба-родство. У тети Маши был ключ от квартиры Эльвиры. Только этот факт и утаила Эльвира от полиции. Отдавать на их растерзание тетю Машу она не собиралась. Тем более в ночь кражи она сама ей вызывала «Скорую», которая и увезла тетю Машу в больницу.

Так Эльвира и начала свое заявление на имя Григорьева. «Довожу до вашего сведения, что деньги в сумме одного миллиона рублей, которые я считала украденными, нашлись. Невольная виновница недоразумения — Мария Ильинична Васильева, пенсионерка, инвалид, проживающая в нашем доме на первом этаже. Это не просто моя хорошая приятельница и помощница по хозяйству, это по сути близкий мне человек. У нее, кроме меня, никого нет. У Марии Ильиничны есть ключ от моей квартиры. Она часто убирает у меня, когда видит, что я уехала на работу. Из-за ее болезни мы не составляли график уборки. Она приходит, когда нормально себя чувствует. Плачу ей небольшую сумму помесячно. В ночь после кражи я сама вызывала для нее „Скорую помощь“, которая и увезла ее в больницу, что легко проверить. Потому я о ней и не упомянула в нашем разговоре…»

Дальше сюжет развивался так. Будто бы тетя Маша вернулась из больницы два дня назад, отдохнула и накануне пришла к Эльвире делать уборку. И спросила спокойно:

— Ты нашла деньги, которые я из супницы переложила в ящик стола под зеркалом? Я так виновата, Элечка. Так плакала, когда разбила твою любимую супницу. Да еще на меленькие кусочки. Осколки убрала, деньги в ящик положила. Мусор вынесла. Видно, потому и стало плохо. Когда начала терять сознание, тебе позвонила. И не помню: я тебе про деньги сказала?

В общем, в Элином заявлении все решилось счастливо. Деньги в ящике лежали, и она их даже успела отдать владельцу дома Тому Вайсу, который больше не мог ждать.

Когда Эльвира с тетей Машей принесли Григорьеву эту бумагу, тот был потрясен. Что значит нашлись? Что значит забыла? Что значит кома, когда такие дела? А он ради чего пахал, как конь? И схватил за руку потенциального грабителя.

Это как?!

— Не петушись, Коля, — спокойно сказала тетя Маша. — Ты хороший человек, я твою маму с детства знаю. Эльвире неудобно было бы, а мы с тобой не чужие люди. Потому я, как самая виноватая, и принесла тебе эту корзинку. Тут чистейший самогон, пять литров, моя знакомая гонит. Полезно для здоровья, ручаюсь. Ну, и всякой закусочки наготовила. На неделю хватит. Ты прости меня.

Эля достала телефон.

— Я могу вас соединить с Томом Вайсом, журналистом из Германии, он подтвердит, если нужно, покажет деньги. Хотите к нему подъехать?

— Вы считаете, что я таких сумасшедших бабок никогда не видел? — раздраженно буркнул Григорьев. — Не, спасибо. Журналюг вообще на дух не выношу. Натерпелись, знаю.

И он бросил взгляд на корзину, придвинутую тетей Машей. Суровые глаза потеплели. Эля поняла, что все получилось. Они с тетей Машей вышли, Эля обняла толстое, уютное тело спасительницы и от избытка чувств расплакалась.

— Ох ты моя милая, — всхлипнула и та. — Ты же теперь без денег осталась. И супницу какой-то гад, получается, спер.

— Все хорошо, — только ей и призналась Эля. — Я перееду в тот самый дом. Меня бесплатно хозяин пускает. Сдает за символическую сумму. На любое время. И тебя буду с собой туда из Москвы иногда забирать.

— Приличный человек? — строго спросила тетя Маша.

— Хороший человек, — выдохнула Эля. — Увидишь.