Изменить одиночеству

— Ой, мамочки, как дорого! Может, еще посмотришь?

— Мам, сейчас некогда. А когда я приду, нам другие предложения и без запроса накидают.

— Кто накидает?

— Они потянутся за поиском, — туманно объяснил Костик, схватил с блюда последний оладышек и заторопился.

Когда за сыном захлопнулась дверь, Люба помыла посуду под аккомпанемент передачи о врагах. Достала из холодильника все, что нужно для борща и котлет. Перед тем как приступить к приготовлению обеда, она подошла к компьютеру на кухне и пытливо всмотрелась в его туманный экран. Туда сейчас кто-то невидимый стягивает швабры со всего света, так получается из слов Кости. Он выключил компьютер, ушел на работу, а кто-то знает, где он сидел, где находится экран и что нужно Любе.

У Любы редко болела голова, только от давления. Но сейчас вдруг запульсировало в висках. Она связала тему врагов и новую информацию о том, что невидимые существа с легкостью находят ее дома, за закрытой дверью. И что самое ужасное, они все знают про ее сына Костю. А ему нужно спрятать важные документы. Дальше облака. Зачем, от кого он это будет прятать? И что за клиент у него такой, с такими секретными документами?

Когда Люба готовила обед, она даже пробовать его не могла. Ее подташнивало от страха.

Люба перестала спать по ночам. Лежала в темноте, прислушиваясь к каждому шороху, вздрагивая от любого светлого пятна за окном. Ей чудились страшные приборы, которые просвечивали стены насквозь и насылали волны болезней и несчастий на своих жертв. Она пыталась бороться. Убедившись, что муж и сын крепко спят, вставала и выдергивала все вилки из всех розеток. Люба даже решалась отжимать кнопку роутера и отсоединять кабель. Раньше она и пыль с этого хозяйства боялась стирать, чтобы не навредить. Но утром Костик спокойно все включал, и оказывалось, что Любе не удалось никому помешать. Костик сразу находил вчерашние запросы, все ответы на его электронные письма приходили, он говорил с новыми друзьями из разных стран, просто глядя на монитор, а они смотрели на него. Смеялись, показывали свои приобретения и изобретения, пили чай, заглядывали в их квартиру. Костик им даже Пуха иногда показывал.

Резкие перемены в состоянии и настроении Любы заметили все. Ее лицо отекло, улыбка исчезла, появилось выражение какой-то загнанности, мрачности. Белки глаз пожелтели. Сначала она отказывалась отвечать на вопросы о том, не случилось ли чего. А потом ее прорвало. Она отвечала мгновенной агрессией на самую обычную объективную информацию. Началось с Нины.

Нина как-то вышла с горящим от температуры лицом, воспаленными глазами и, непрерывно чихая, объявила:

— Люди, дышите в другую сторону от меня. Жуткий вирус. Всю ночь задыхалась, а утром прочитала, что, оказывается, в Москве уже две недели эпидемия.

— Значит, уже наслали, — мрачно произнесла Люба.

— Не поняла, ты о чем? — удивилась Нина.

— Эпидемия, говорю. Они уже наслали. А ты думала, это просто так?

— Что ты имеешь в виду, Люба? — в воспаленных глазах Нины даже появился озорной блеск. — Расскажи нам свою версию. Судя по твоему выражению лица, кажется, ты близка к великому разоблачению. Так кто мне насморк наслал?

— Враги, — спокойно ответила Люба. — Ты, видно, ничего не слушаешь и не читаешь. А они хотят нас задушить, чтобы мы не были самыми сильными.

— Елки! — присвистнула Нина. — На такой цирк с утра я даже не рассчитывала.

— Вот спасибо, — резко произнесла Люба. — Вот ты и сказала, что считаешь меня дурой. А столько времени подружкой прикидывалась. Но я давно догадываюсь…

Она оборвала себя на полуслове и потянула Пуха к дому.

— С ней что-то происходит, — задумчиво сказала Нине Инна Сергеевна.

— С ними, — охотно ответила Нина. — Ее Степа, в состоянии стабильно среднего опьянения, вчера пытался меня расколоть примерно на ту же тему: вражескую. Я говорила с Татьяной, зоозащитницей, о том, что ищу передержку для собаки. Девочка из театра подобрала выброшенного лабрадора. Он сейчас в клинике, а потом надо куда-то везти. Говорили про цены. Степа сунул свой нос. Услышал сумму и начал вопить: «Такие деньжищи за собаку? А дети в детдомах голодают! Ты, Нинка, случайно не пятая колонна?»

— Степа — невежественный человек, к тому же пьющий, — проговорила Инна Сергеевна. — Его мозгу трудно переварить пропаганду. Но я уверена, что в душе он неплохой. Сирот пожалел. Люба его любит. А вот за нее как-то тревожно. Такая ясная, позитивная логика. Была. Мне кажется, ее настроение сказалось и на здоровье. Или наоборот.

— А мне сдается, они просто стали вместе поддавать. Не исключено, что новоселье празднуют, третий год уже, — сказала Нина язвительно и ушла домой.

Через пару дней, когда привычный круг собрался вместе на собачьей поляне, держать ответ на тему предательства пришел черед Инне Сергеевне. Она рассказала, что получила приглашение на международный симпозиум в Литве, где отдельным вопросом будет обсуждение ее научной темы. Ее доклад планировался как основной.

— Боюсь совсем расклеиться, — пожаловалась Инна Сергеевна. — Давно не выбиралась так далеко.