Лев Анатольевич, окинув взглядом пустой коридор, кивнул девушке на приоткрытую дверь лаборатории. Аля понятливо юркнула туда, замирая от страха и предвкушения — за прошедшее время неприятные ощущения забылись, зато любовь, подогреваемая скромными подарками, разгорелась ещё сильнее. В лаборатории было пусто, отчим небрежно сдвинул несколько пачек бумаги на столе и уложил на него падчерицу, рассудив, что все нужные места будут у его досягаемости, а уродливого пятна видно не будет. Ошеломлённая Аля даже не успела ничего понять, как юбку задрали жадные руки, а трусики спустили вниз, до колен. И все прелюдии на этом закончились, осталось только влажное хлюпанье, жёсткий край стола, врезающийся в бедра и натужное пыхтение. Аля ждала, когда это всё закончится и думала, что больше никогда не позволит отчиму проделать это ещё раз.
И покорно пошла на следующий день, и ещё раз и ещё. Постепенно она притерпелась к неприятным ощущениям, впитывая слова Льва Анатольевича, что она очень милая, и что он очень жалеет, что женился не на той. А потом, дома, приходилось смотреть на щебет матери и снисходительную небрежную заботу отчима.
— Галюнчик… ты просто божественно готовишь!
— Ты мне льстишь. Хочешь ещё кусочек?
— Нет, дорогая. Ты и так накормила меня до отвала. Я скоро растолстею так, что в двери не буду проходить!
— Ой, не говори так! У тебя великолепная фигура, Лёвушка!
Аля покосилась на появившееся брюшко и впервые подумала, что отчим не так уж и красив: немного великоват нос, слишком узкие губы. Да и воспитание подкачало, конечно, и в провинции могут получить блестящее образование, но врождённый лоск появляется только в семьях с не одним поколением интеллигентов. А отчим, похоже, только нахватался вершков, недаром Юлия Александровна, познакомившись с зятем, брезгливо поджала губки. Тогда Аля обиделась на двоюродную бабушку, а вот сейчас впервые подумала, что…
Что, возможно, Лев Анатольевич герой не её романа.
— Алевтина, не могла бы ты подать мне чаю? — и лишь только Аля услышала это чувственный баритон, как мигом забыла обо всех своих мыслях.
Недостаточно воспитан? Да и ладно, главное, он любит её, только бы мать не узнала. Но катастрофа надвигалась, хоть ни один из её участников об этом не подозревал. Сначала Аля обнаружила, что уже второй месяц не использовала прокладки. Случайно, убираясь, передвинула пачку, и тут до неё дошло — в последний раз месячные или, как говорят в рекламе, критические дни были у неё в мае. А после – ни разу. Сначала девушка удивилась, а после ей стало страшно, когда она поняла, в чём причина этой задержки. Причина в этот момент сидела за столом и ворковала с женой.
«Боже мой, если мать узнает, она же меня со свету сживёт!» — мысль о том, что следовало бы рассказать отчиму, девушке даже в голову не пришла, ведь он всегда отправлял её мыться, значит, она виновата сама, плохо старалась. Бабушке? Ни в коем случае. Кому ещё? У Али не было подруг, Маринка не в счёт да и разболтает мигом. Ох, а ведь не к кому обратиться, и что теперь делать?
Поначалу никто не замечал изменений, но однажды после завтрака, Аля направилась не в комнату, в уборную, где и оставила всё съеденное. Мать вяло удивилась, зато Лев Анатольевич проводил падчерицу цепким взглядом. А потом весь день украдкой следил за Алей. Озабоченность на следующий день сменилась подозрениями, а затем и беспокойством, когда тошнота повторилась ещё и ещё. Да так сильно, что даже Галина Станиславовна что-то заподозрила. И первое же предположение попало в точку — дочь беременна. Осталось только выяснить, от кого. Несколько дней женщина разрабатывала план, как осторожно выспросить мужа, не пал ли он жертвой коварной обольстительницы. И, наконец, Галина Станиславовна придумала, что делать.
— Алевтина, у нас закончился сахар. Сходи и купи два килограмма. Вот деньги.
— Хорошо, мама, — Аля взяла мятую купюру и вышла, удивляясь, куда же он делся, если только вчера купили целый мешок?
Девушка не пользовалась лифтом, уже по привычке, выработанной с детства, и не торопясь спустилась по лестнице. Но на улице, как оказалось, шёл дождь. Будь он не таким сильным, Аля не стала бы возвращаться за зонтом, но сплошные потоки с неба, поколебали её уверенность и заставили снова подняться на шестой этаж. И угодить прямо в эпицентр скандала: Алю не заметили — она не проходила дальше коридора, роясь в шкафу.
— Я понимаю, Лев, что мужчина слаб, особенно, когда его соблазняет молодая и привлекательная девушка. Но моя собственная дочь!
— Галюнчик, — лениво отвечал отчим. — Неужели ты думаешь, что я мог соблазниться этой уродкой? Ты свою дочь видела? Да на неё смотреть противно. Не знаю, кто поимел твою девку, но это не я. Ищи виновника в другом месте.
— Это точно не ты? Правда? Лёвушка, скажи, это не ты?
— Ну, разумеется, не я, — снисходительно проговорил тот.