Глава двадцать шестая
Рождество мы встречали всемером. Я вывел себя за график декабрьских полётов. Алан вообще летал вне графика. Когда ему хотелось он брал задание очередного пилота и выполнял его. Выполнение шло в зачёт не Алану, а тому пилоту.
Как я уже говорил, Алан не работал лётчиком-испытателем. Я, впрочем, тоже. Я не состоял в штате завода. Так решил герцог. Я был, как бы, его подручным, или помощником, а Алан был куратором испытателей от правительства.
Хобби у него такое…
Британские аристократы чурались зарабатывания денег. То ли они делали вид, что не знают, откуда появляются деньги, то ли действительно стояли выше сфер зарабатывания, но я никогда не слышал разговора о деньгах.
Алан выполнял задачи, поручаемые его роду премьер-министром Великобритании, а деньги на это брал в «тумбочке». В каком-то фонде развития авиатехники. Мне на счёт деньги поступали тоже из этого фонда.
Я знал, что у семейства Гамильтонов в прошлом возникали финансовые трудности, но они решались кредитованием. А когда количество долговых расписок превышало определённый уровень, либо продавалось какое-либо имущество, либо долги выкупала корона.
— Жаль, Джон, что ты не учился в Британском колледже… — задумчиво произнёс герцог Гамильтон. — Нет в тебе британской аристократической закваски…
— Я начинал учиться в Британской школе, а мой отец, как и мой дед, закончил Джизус-колледж Кембриджского университета. Мой прадед был путешественником и полярным исследователем. А его прадед — Сэмюэл — был партнёром в торговой фирме Smith, Travers & Kemble, торговал китайским чаем и сахаром из Вест-Индии, составил большое состояние и заседал в парламенте. И мои предки владели замком Глоттенхем в Сассексе.
— Это так, но все твои, безусловно славные, предки не англикане, а это не позволяло и не позволяет занимать им государственные должности.
— А зачем мне государственные должности? — Удивился я.
— Видишь ли, Джон… Как ты знаешь, я герцог…
Он сказал это без пафоса, просто констатируя факт.
— И твой сын — внук герцога. Его отец, то есть — ты, должен соответствовать ему.
Я нахмурился.
— И ты соответствуешь…
Я удивился.
— Неужели ты думаешь, что я позволил бы своей дочери, герцогине Гамильтон замужество с пошем? — Всё так же спокойно продолжал Алан.
— То есть, я не пош?
Герцог молча отрицательно покачал головой. Слово «пош» означало всё, что не аристократическое и не заслуживающее внимания аристократа.
— Мне подняли твою родословную дальше твоего пра-пра-пра-прадеда и я дарю тебе её на это рождество.
Алан подошёл к высокой, но узкой коробке, стоявшей под украшенной игрушками елью, поднял её и передал мне.
— Вскрывай, — сказал Алан.
Я вскрыл разноцветную бумагу и коробку. В ней оказался круглый цилиндр с крышкой, а в нём свёрнутый в трубку лист. Я развернул его полностью и в конце списка увидел имя нашего с Элли сына: Алан Этчингем Гамильтон.
Я отмотал историю «своего» рода назад, то есть в начало пергамента и прочитал: Симон де Этчингем родился в 1120, умер в 1165 году, Etchingham, Sussex, England.
— «Вот почему родовое имя Гамильтонов стоит вторым», — подумал я. — «Их род известен только в пятнадцатом веке… Хрена себе…»
— И что это мне даёт? — Спросил я.
— Тебе? Почти ничего, кроме того, что ты теперь к имени можешь добавлять слово «сэр». После некоторой процедуры…
— Ничего себе «почти ничего»! — Покачал головой я. — Спасибо за подарок, сэр Алан Гамильтон.
— Ничего не стоило, Сэр Джон Этчингем.
— Смит, — добавил я.
— Как вам будет угодно, сэр… — склонил в полупоклоне тело Алан.
Я погрозил ему пальцем и рассмеялся.
Понимая, что вся эта канитель с родословной — формальность, я забыл о «подарке» через два дня, а на пятый день рождества нам с Элли и Алану с женой пришли приглашения в Букингемский дворец на празднование нового 1986 года. В нашем приглашении было написано: «Сэр Джон Этчингем и леди Элеонора Гамильтон приглашены в Букингем Палас. 30 декабря 1985 года в 19–00 часов». И стояло факсимиле королевы. Я пригляделся к нему профессионально. Нет… Не факсимиле. Персональная подпись Елизаветы Второй.
Трепета во мне церемония не вызывала. Я включил адреноблокаторы и был спокоен, как танк на холостых оборотах.
Элли и тёща переживали… Алан был спокоен, как удав. Хрен ли ему? Он пацанёнком у королевы в пажах ходил… Алан с подозрением смотрел на меня.
Я оделся в парадное платье быстрее всех и вышагивал по холлу замка, оглядывая себя в зеркалах, как пингвин, привыкая к фалдам и манишке. Алан, появившийся минут через десять, с подозрением посмотрел на спокойного меня.
— Не волнуешься?
— Зачем? — Вроде, как удивился я.
— Я порой завидую тебе, Джон. Тебя словно выковали из германской стали. Если бы я не знал про тебя всё, я сказал бы, что ты…
Я напрягся…
— Я бы сказал, что ты прошёл школу «королевского колледжа». Тебе австралийские власти не предлагали службу в их «сикрет сервис»?
— Предлагали, — сказал я. — Нам всем предлагали.
Алан не показал, что удивлён.
— И даже тестировали… Но я передумал.
— Почему? — Спросил Алан.
Я пожал плечами.