Краска залила лицо Финна, огонь, плясавший в желтых глазах, выдавал всю глубину его ярости, и Аликс довольно усмехнулась. Он взглянул на молодую женщину, но она не торопилась убрать улыбку с лица, и это еще больше разозлило Финна. Он развернулся и пошел прочь.
Дункан стоял перед Кэриллоном, расставив ноги и скрестив руки на груди, по его лицу блуждала ироническая усмешка:
— Господин мой принц, ты можешь быть нашим сюзереном, но это ничего не значит: сейчас ты не можешь ехать в Мухаару. Ты не перенесешь дороги.
Кэриллон встал и выпрямился во весь рост. Чэйсули были высокой и статной расой, но немного нашлось бы равных ростом Хомейнскому принцу. Только глаза Кэриллона выдавали, чего стоит ему удержаться на ногах:
— Если я не могу доехать до моего города, тогда и говорить нечего о том, чтобы его освободить!
— Кэриллон, — мягко сказала Аликс. — Это не больно. Ты только станешь сильнее.
Он взглянул на нее и протянул руку: след наручника был воспаленным, из ранок сочилась лимфа.
— Мне нет дела, болят у меня руки, или нет. Разве я не научился терпеть боль?
Дункан положил руку на плечо Аликс, словно призывая ее к молчанию.
Мгновением позже она поняла: ее слова ничего бы не изменили. Иное дело — речи Дункана.
— Хомейна бьется в муках, ты не можешь этого не знать, — сказал Дункан. Да, это тяжело сознавать, особенно если ты принц этой земли и когда-нибудь должен будешь взойти на трон. Однажды Чэйсули отвергли истину пророчества — и поплатились за это. Если ты отвергнешь ее, Кэриллон, ты тоже заплатишь за это.
— Я не Чэйсули, — раздраженно ответил Кэриллон. — Пророчество Изменяющихся не может предсказать, что случится с хомэйном. Меня в нем нет.
— Этого ты не можешь знать, — спокойно возразил Дункан. — Как и любой другой человек. Если ты хочешь выжить, ты должен следовать предначертанному пути. Это Пророчество предсказывает, что произойдет с тобой, мой господин, несмотря на то, что ты хомэйн. Я думаю, ты тот самый Мухаар, о котором говорит Пророчество — тот, кто остановит кумаалин, тот, кто вернет нашему народу мир и родные земли.
На лице Кэриллона отражалось усталое недоверие. Дункан вздохнул:
— Мы не можем изменить Пророчество. Но противостоять черной магии Айлини мы умеем…
— Не хочешь же ты сказать, что все случившееся было волей богов? оборвал его принц. — И смерть моего отца…
— Человек должен умереть до того, как его сын станет мужчиной, — мягко ответил Дункан. — И Чэйсули должен вновь воссесть на трон Хомейны.
Кэриллон заметно побледнел:
— Чэйсули? Ты говоришь, что Хомейна попадет в руки оборотня?
Аликс встала между ним и Дунканом, страшась, что не сможет погасить этот взрыв чувств, и коснулась руки Кэриллона, сжимавшей рукоять меча:
— Я узнала, что когда-то эта земля принадлежала Чэйсули, — мягко сказала она, — еще прежде, чем в нее пришли хомэйны. Чэйсули отдали трон твоим предкам.
Дункан не отрицает твоих прав на трон. Он хотел сказать, что ты получишь его прежде, чем он будет вновь отдан Мухаару-Чэйсули. Разве мы не можем стать одним народом?
— Ты будешь править в Мухааре, господин мой, — спокойно сказал Дункан, но только если мы поможем тебе в этом.
Кэриллон не ответил. Аликс улыбнулась и проговорила с ласковой настойчивостью:
— Я не позволю им повредить тебе. Обещаю.
Свободной рукой он провел по ее лицу:
— Тогда моя судьба в твоих руках.
— Нет. Твоя судьба принадлежит тебе. Толмоора.
Чэйсули вошли в Мухаару под покровом темноты. Кэриллон, который все-таки согласился в конце концов на то, чтобы его лечили магией земли, ехал на атвийском коне.
Сверкающее великолепие города исчезло под ударами магии Айлини. Стены лежали в развалинах и были обезображены, словно какой-то дьявольский огонь выжег самое силу и жизнь. Многие дома лежали в развалинах, в других не было заметно никаких признаков жизни. Они смотрели в темноту пустыми глазницами окон.
Аликс, дрожа, прижалась к Дункану. Там и тут появлялись темные фигуры, мгновенно исчезавшие при виде всадников — боялись чародейства Айлини.
Хомейна… Дункан остановил коня и подождал, пока вокруг него соберутся воины.
— Мы пришли слишком поздно, чтобы защитить город от Айлини, — сказал он, но защитить Хомейну-Мухаар еще сумеем. Если падет дворец, падет и держава.
— Дворец выстоял и против сильных врагов, никто из них за века не вступил в Хомейну-Мухаар, Изменяющийся, — ответил Кэриллон. — И перед черным чародейством он устоит.
Дункан медленно поднял руку и указал на еще дымящиеся руины домов:
— Воздух пахнет смертью. Так ли уж важно, сделали это люди или чародеи?
— Что ты сказал? — Нахмурился Кэриллон.
— Только то, что если ты будешь продолжать верить в то, что Шейн не может быть побежден и дворец, в котором он скрывается, не может пасть, то ты просто глуп, — Дункан горько улыбнулся. — Кэриллон, когда-то мой народ в гордыне своей решил, что с хомэйнами не стоит считаться. И видишь, что из этого вышло?
Тинстар достаточно силен. Если Хомейна-Мухаар может быть взята — а каждый замок может пасть — Айлини захватят ее.