Самое поганое заключалось в том, что яд каким-то образом соединился с моим даром и никак не хотел полностью деактивироваться. В те моменты, когда дар вырывался из-под контроля, в палате начинали происходить поистине странные вещи: гасли все магические и электрические светильники, а воздух словно наполнялся истомой. Мне казалось, что если бы вокруг находились свечи, то они сами по себе начинали бы зажигаться, погружая палату с полумрак, и превращая ее тем самым в первоклассный дом Юкаку. В эти мгновения лекарь не пускал ко мне никого, чтобы избежать «ненужных потрясений и не допустить лишних проблем». Он, кстати, тоже покидал это, по-видимому, опасное место, не слишком доверяя своим настойкам и эликсирам, которыми пичкал меня, пытаясь нивелировать действие яда в такие моменты. Проще говоря, накачивая меня успокоительными и снотворными, пока я не отрубался на несколько часов глубоким сном без сновидений. За это время все постепенно приходило в норму, и можно было снова ставить на мне свои безрезультативные эксперименты.
С чем был связан этот эффект просто убойной чувственности и ничем неприкрытой сексуальности, он мне объяснить толком не смог. Вот только мы с ним каждый день с тревогой смотрели на пока замершую паутину. Мне не надо было спрашивать, что произойдет, когда эти черные нити доберутся до того места, где было расположено сердце. Сто процентов из ста, что я умру, и моя смерть отнюдь не будет легкой. И лекарь Кудзё, ничего не мог с этим поделать.
— Почему эта дрянь все еще пожирает его? — я покосился на ширму, за которой Михо ругался с лекарем, именем которого я так ни разу не поинтересовался.
— Я не знаю! Я дал ему все известные противоядия! Здесь что-то другое. Что-то, чего я не могу объяснить. Нужно покопаться в книгах, вот только…
— Что? — буквально прорычал наставник. Мало того, что в той драке он потерял, как минимум, троих бойцов, которые, к тому же, уже почти завершили обучение, так в перспективе потеряет еще одного. А это почти звезда — глава клана точно его по голове за это не погладит.
Усугубило эту на редкость паршивую ситуацию то, что завершившие обучение бойцы ничего не смогли противопоставить зеленым кандидатам. А вот в этом случае, лучше вообще не представлять, что сделает с Михо Изаму, даже не задаваясь вопросом, кто их готовил, для чего и причем тут вообще Михо. Получать по шапке наставнику точно не хотелось, поэтому ему нужен, как ни крути, кролик в шапке, которого он легким движением руки достанет и продемонстрирует Изаму, вот, мол, какое чудо откопали — самородок. Семерых одним ударом, ну, и так далее. А если этот вероятный кролик отбросит морковку постыдной смертью, то ему нужно будет придумывать что-то еще. Других учеников он так хорошо не знал, кроме нашей четверки.
Арэту пока толком ничего выдать не мог. Его ждал этап далеко не самой приятной инициации, когда несколько коновалов будут его дар щипцами из него вытаскивать в специальной комнате под действием красного кристалла, который никто из нас раньше, к счастью, не видел, а только слышал. Ну за десяток лет мой вынужденный напарник будет первым — есть чем гордится, но только не Михо. Четвертый был ничем не примечателен, просто очередной огневик, вдобавок не такой уж и сильный, а Кэтсу очень нестабилен, несмотря на свой, немыслимых размеров, потенциал. И эти бездарности, почему-то отвечала за случившееся вся наша четверка, а не только я и Кэтсу, смогли отправить к духам трех выпускников. Есть где за голову хвататься.
— Вы знаете каковы истоки у этого яда? — вкрадчиво спросил лекарь.
— Нет, мне все равно, какая одержимая ёкаем тварь первой его изготовила, — раздраженно ответил Михо.
— А вот, если бы вам, Михо-сан, было бы не все равно, то вы бы знали, что впервые этот яд был разработан в храме нечестивцев Амиды Тонга, этого насквозь лживого самозваного Будды. Их женщины пропитывали этой смертоносной основой лезвия своих заколок, а затем шли к жертве, за которую была заплачена немалая сумма, и соблазняли несчастного. Яд активировался во время секса. И к нему невозможно было найти противоядия, после подобной активации. Но кончина его всегда была невероятна чувственной и прекрасной. Разве можно мечтать о чем-то более совершенном, чем смерть в объятьях очень красивой и умелой куртизанки? Поговаривали, что подобную смерть заказывали родственники для тяжело больных членов клана, чтобы скрасить их последние минуты, сотканные из страданий.
— Я не совсем понимаю…