У иезуитов Мане усваивал правила. И еще, что надо как огня бояться исключений. Исключения — объект ненависти. Ненависть к исключениям как раз и делала правило непоколебимым. Исключения не просто мешали, не просто осложняли жизнь. Они могли разрушить ее. Преподавание велось на латыни. Тот, кто снова и снова спотыкался на исключениях, мог утратить будущность, как раз потому, что знал правила. Он неправильно действовал, наткнувшись на исключение и зная только правило. Правила входили в плоть и кровь, ими владели вслепую. Но исключения — с ними надо постоянно держать ухо востро. Уже за одно это возненавидишь любое исключение. И себя самого. Поневоле возненавидишь себя и станешь бояться, стоит лишь подумать, что ты сам исключение или можешь стать таковым. Вроде как оканчиваться на — а и все же относиться к мужскому роду.
К примеру, этот вот немец, Иоганн Леберехт Бауэр, примерно ровесник Мане. Его родители отправились из Гамбурга в Новый Свет и очутились в Бразилии, в городе Ресифи, где надеялись найти свое счастье. Из этого города, где Иоганн родился, его, семилетнего мальчика, вместе со всей семьей и еще тридцатью двумя персонами — все они составляли в Ресифи тайную еврейскую общину — португальцы вывезли в Лиссабон. Как и родители Мане, его отец и мать сидели в застенке, ожидая процесса, и, как и Мане, Иоганна «Скороговорку» Бауэра тоже определили в эту иезуитскую школу. В силу происхождения и родного языка он считался
Как нарочно, именно этот мальчик, обладавший слишком многими личностями, чтобы иметь право на одну, столь же отчаянно, сколь и упорно искал дружбы Мане. Тут действовал какой-то дьявольский инстинкт. Защитника он найти не сумел, вот и искал себе товарища по несчастью. И этого новичка, молчаливого, робкого, пухлого мальчугана, воспитанника Мануэла, немец мгновенно распознал. Еще прежде, чем все остальные разобрались в Мане, Жуан уже смекнул: он той же породы, что и я. Мягкой породы. Плакучая ива. И вот Мане, не дав этому отпора, уже стал его товарищем по страху, а потому для остальных тотчас сделался таким же, как он, — сухой сломанной веткой.
Иоганн, Жуан, Бауэр, Агрикола. Мужской род, с окончанием на — а.
«Жуана!» — насмехались другие, старшие, над этим ребенком с мягкими чертами лица и детским жирком на бедрах, «девка!» — насмехались они и норовили облапить его безволосое тело, а если он пробовал их оттолкнуть, бросались на него с кулаками и в конце концов, так или иначе, лапали безволосое, мягкое тело — Жуану.
Жуана и Мане были в классе не младшими, но совершенно беззащитными. Учеников делили на классы не по возрасту, а по уровню знаний. Поэтому в одном учебном помещении или в дортуаре подростки соседствовали с детьми. Одни после тайных «вылазок» из школы успели подхватить сифилис, другим даже до ломки голоса было еще ох как далеко. Жуана объяснил Мане, как работает система, и Мане начал примечать, как те, кто помоложе и послабее, искали защиты у старших и оплачивали эту защиту