Читаем Издалека и вблизи полностью

Особенная любезность и внимание, которые проявил старик в отношении к Новоселову, имели своим источником весьма житейское обстоятельство. Слушая проповеди Андрея Петровича, он мысленно делал им подстрочный перевод такого содержания: проповедник, как видно, угомонился – он у пристани; те беспокойные страсти, которые обуревают юношей, сменились определенным, трезвым взглядом на жизнь; города, эти омуты разврата и мотовства, потеряли для него обаятельную силу; человек установился, и нет никакого сомнения, что из него выйдет дельный, расчетливый и трудолюбивый хозяин, у которого, однако, весьма порядочное имение. Сверх того, старик знал Новоселова как доброго и честного своего соседа: слушая с удовольствием его энергические рекламы против мотовства, дармоедства, праздности городской жизни, Карпов в то же время с необыкновенною нежностию поглядывал на свою дочь, составлявшую предмет его родительской заботливости и даже тревоги относительно ее будущности, так как, по его мнению, во всем околодке не было ни одного молодого человека, на которого бы он мог рассчитывать как на будущего зятя и который бы, женившись на Варваре Егоровне, не промотал ее состояния. Новоселов же представлял много задатков, обеспечивавших родительские надежды и планы… «По крайней мере не мешает поприсмотреться к Новоселову», – решил старик. Дамы, напротив, не только не увлеклись пропагандой Новоселова, но даже видели в ней прямую солидарность со взглядами и убеждениями Карпова, закабалившего их в такую трущобу, из которой они день и ночь думали вырваться, как из острога, поэтому они и не рассчитывали на Новоселова как на зятя; по их мнению, зять должен быть их спасителем: он никак не должен порицать городов уже по одному тому, что в городах есть театры и разного рода увеселения. Таким спасителем мог быть только человек светский, galant homme[4], жуир, но ни в каком случае не пахарь и проповедник сохи.

– Ну что вам там делать в своем имении, – говорил старик Новоселову, – земля ваша сдана в аренду; ни прислуги у вас, ни заготовленной провизии; ведь вы как с неба свалились в свою хату. Поживите-ка у нас, и нам с вами будет веселей…

– Действительно, – отвечал Новоселов, – до первого сентября мне делать нечего на своей земле…

– Ну и погостите у нас… t

– Если я останусь у вас, то с условием…

– Говорите, с каким? – отвечал весело старик.

– Пахать землю… до сентября…

– В чем же дело? ну, вам дадут соху и клячу. Пашите, коли охота берет… Я знаю, что вы скоро набьете оскомину…

– Не беспокойтесь! Я положил себе за правило каждый день, во что бы то ни стало, вспахать полдесятины…

– Фуй!.. Оставьте, пожалуйста, ваши замыслы… – воскликнула Карпова, – право, я уж и сама начинаю сомневаться в пользе образования: ну, скажите, чему вас выучили? Пахать землю!.. Варя! подай мне vinaigre de toilette…[5]

В это время вошел молодой Карпов.

– А! Андрей Петрович! вот это делает вам честь, что сдержали слово; а уж я вам приготовил комнату, да еще какую: с цветами и огромной картиной, представляющей избиение десяти тысяч младенцев во времена Ирода{11}. Давно вы приехали?

– Только сейчас.

– А уж он нам тут говорил такие проповеди! – сказала Карпова.

– Что, о пахоте? – спросил молодой Карпов.

– Нет, – подхватил старик, – я, с своей стороны, очень благодарен Андрею Петровичу: ей-богу, дело говорил, особенно насчет Петербурга… что дело, то дело! А и впрямь все хотят есть хлеб на боку лежа, да еще обманывать друг друга… от прощелыг отбою нет!.. Нет, вы, Андрей Петрович, пожалуйста, поживите у нас…

– Разумеется, – сказал сын. – Да разве я его пущу отсюда? Итак, решено? вы остаетесь? А на днях съездим с вами тут к некоему графу… Интереснейший тип! аристократ, изучающий естественные науки. Понимаете, граф-натуралист…

– Ах, Вася, пожалуйста, съездите, – сказали дамы, – да вы ступайте завтра! что вам тут делать? А то чего доброго граф уедет куда-нибудь – и останемся на бобах…

– С какой же стати я-то поеду? – возразил Новоселов, – я с ним не знаком, да и нет никакой крайности с ним знакомиться…

– Андрей Петрович! мы все вас просим! – заговорили дамы. – Что вам стоит съездить?

– Бестолковые бабы! – перебил старик. – Скажите, ради Христа! на что вам этот граф?

– Послушайте, любезнейший Егор Трофимыч, – возразила Александра Семеновна, – не вы ли сами давеча говорили, что приедет Вася, он познакомится с графом; ведь это ни на что не похоже!.. вы уж начинаете отпираться от ваших слов.

– Ну, делайте, как хотите! – зажимая уши, сказал старик.

– Итак, Андрей Петрович, вы согласны?.. – объявил молодой Карпов.

– Андрей Петрович! Я вас прошу, – сказала девушка, – съездите…

– Варя вас просит, – сказали дамы.

Старик вдруг погрозился на дочь и сказал:

– И ты, негодная, туда же?.. Постой ты у меня: недаром я тебя хотел заставить индюшек стеречь…

– Что ж, папочка, разве я не сумею? – возразила дочь, – я, пожалуй, и огурцы буду солить, как вы говорили…

– Так тебе хочется познакомиться с графом?

– Я ни разу не видала ни одного графа: какие они такие бывают?

Все расхохотались. Старик поцеловал дочь и сказал ей:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Тяжелые сны
Тяжелые сны

«Г-н Сологуб принадлежит, конечно, к тяжелым писателям: его психология, его манера письма, занимающие его идеи – всё как низко ползущие, сырые, свинцовые облака. Ничей взгляд они не порадуют, ничьей души не облегчат», – писал Василий Розанов о творчестве Федора Сологуба. Пожалуй, это самое прямое и честное определение манеры Сологуба. Его роман «Тяжелые сны» начат в 1883 году, окончен в 1894 году, считается первым русским декадентским романом. Клеймо присвоили все передовые литературные журналы сразу после издания: «Русская мысль» – «декадентский бред, перемешанный с грубым, преувеличенным натурализмом»; «Русский вестник» – «курьезное литературное происшествие, беспочвенная выдумка» и т. д. Но это совершенно не одностильное произведение, здесь есть декадентство, символизм, модернизм и неомифологизм Сологуба. За многослойностью скрывается вполне реалистичная история учителя Логина.

Фёдор Сологуб

Классическая проза ХIX века