Без лести, твердо говорит, сияя смазкой, шкив:
«Не людям и не нам хвала, будь Ты над нами жив!»
Дадим им свой (и мой) Завет торжественно прочесть:
«Смиренье, Сдержанность, Закон, Порядок, Долг и Честь!»
Учил заводов лязг и шум, жар доменных горнил;
Вдруг душу (мне пришло на ум) тогда в них молот вбил?
Иль с человеком мощь машин связал прокатный стан,
Чтоб и надменный пассажир постиг предвечный План?
Здесь понимаю я один — для Службы мне даны
Семь тысяч лошадиных сил. О Бог мой! Как сильны!
Я горд? Когда животных рой возник в цеху большом,
В усталости ведь молвил Ты: «И это хорошо»?
Не так! Чтоб счастью Первых Дней дать радостный венец,
Встал Человек, что всех сильней — перед Творцом Творец!
Снесет страданья на земле, ржу, тренье, боль и мрак,
На Совершенном Корабле помчится — будет так!
Я слаб: не мне чертить обвод, продумывать узлы,
Но жил я и трудился я. Тебе, Тебе хвалы!
Я делал то, что мог: суди, судьбу мою решай…
Нас милостями не оставь…
Ого! Звучит «Stand by»!
Так скоро лоцман? Вот фонарь. Сменяюсь — пятый час!
Ну, слава Богу: я сказал — Пелагий не для нас.
Пойду…
— Добрутро, Фергюсон! Подумал хоть, разок,
Во что обошлась твоя спешка к жене? Не дешев уголек!
За уроженцев колоний!* [64]
Мы выпили за Королеву,
Теперь за отчизну пьем,
За наших английских братьев,
Едва ли мы их поймем,
А впрочем, они нас тоже…
Так — при свете утренних звезд
За нас, уроженцев колоний,
Наш главный, последний тост!
Не английское небо над нами,
Но всех нас учила мать
Туда устремляться сердцами
И Англию домом звать.
О жаворонках мы читали,
Что поют зеленым холмам,
Но сами кричим попугаями,
Когда скачем по пыльным полям.
Легенды старого света —
Память горя — досталась отцам
По праву их прежней жизни,
И по праву рожденья — нам!
Тут качали нас в колыбели,
В эту землю вложен наш труд,
Наша честь, и судьба, и надежда
По праву рожденья — тут!
Прошу вас наполнить стаканы
И выпить без лишних слов
За четыре новые нации
[65]
И за жителей островов.
Любой атолл распоследний
Помянуть подобает нам:
Наша гордость велит нам выпить
За гордость живущих там.
За пыль от копыт неподкованных,
За рассветную душную тишь,
За дымок над кухней дворовой,
За шум жестяных наших крыш,
За риск утонуть в наводненье
И смертельной засухи риск,
За сынов Золотого Юга, За поля, где пшеница и рис.
За дымы пароходиков бойких,
За овец с бессчетных холмов,
За солнце, что не обжигает,
За дожди без злых холодов,
За земли, что ждут посева,
За откормленных мясом людей,
За баб плодовитых, стройных:
Чтоб — по девять и десять детей.
За страну бесконечных прерий,
За бегущую тень облаков,
За полный амбар соседа,
За гудки ночных поездов,
За серых озёрных чаек,
За вспашку степной целины,
За зиму чуть не в полгода,
За влажный ветер весны,
За страну жутких ливней и громов,
За сухую, бледную синь,
За гигантский прибой у Кейптауна
И запах подпекшихся глин,
За скрежет тяжелых шлюзов,
За рифы и золото вод,
За карту последней Империи,
Что время еще развернет.
За наших черных кормилиц,
Чей напев колыбельный дик,
И — пока мы английский не знали —
За наш первый родной язык!
За глубокую тень веранды,
За алмазный отсвет в волнах,
За пальмы в лунном сиянье,
За ночных светляков в камышах,
За сердце Народа Народов,
За вспаханные моря,
За Аббатство
[66]
, что славу Сада
Сплотило вокруг алтаря,
За неспешную поступь Времени,
За его золотой дождь,
За мощности электростанций
И Сити незримую мощь.
Мы выпили за Королеву,
Теперь за отчизну пьем,
За наших английских братьев —
Может, все же, мы их поймем.
Поймут и они нас тоже…
Но вот Южный Крест и зашел…
За всех уроженцев колоний Выпьем.
И — ноги на стол!