Избранные стихи из всех книг

Несчетны странные встречи,

Сулившие нам беду:

То вспыхивали ванты

Огнями на ходу

^[58]

,

То вдруг сквозь шторм багровый

Сквозь искры в больных глазах

Голландец против ветра

Летел на всех парусах

^[59]

.

То Лотовый

^[60]

нас криком

Заманивал в глубину,

То мы Пловца слыхали,

Что век не идет ко дну.

На парусах застывших

И в колкой снежной пыли

С командой вдруг удвоенной

Мыс Духов мы прошли.

Да, мы не раз встречали

На северных морях

Безмолвный призрак шхуны,

Всех китобоев страх.

Сквозь снеговое поле,

Открытое на миг,

Покойный Гендрик Гудсон

К норд-осту вел свой бриг.

Так нас Господни воды

Несли под рев небес,

Так много мы видали

Невиданных чудес,

И мы домой вернулись,

Хоть с прибылью, хоть нет —

Не жаль того, что в море

Унес наш пенный след.

Отдать скорее якорь!

А душу стыд грызет

За то, что груз наш беден,

Подарок дальних вод!

Швартуемся! Ах, дурни!

Ни ты, ни я не прав, —

Ведь худшее мы взяли,

Все лучшее не взяв.

Побережьем — и морями — вокруг света нас несет,

Может не пойти торговля, ветер стихнуть на пути,

Галс меняем: стаксель, грот — и окончен поворот —

Это все, чтоб в Лондон грузы привезти.

Перевела А. Оношкович-Яцына

Гимн Мак-Эндрю*

Повествование тут ведется от лица инженера-механика пароходной компании; он стоит ночную вахту на палубе, заглядывая через верхний иллюминатор в машинное отделение, и беседует с воображаемым собеседником, то ли с Богом, то ли с пароходной машиной.

О чем же говорит он? (Примечание Р.Киплинга)

Господь, из тени смутных снов сей мир Ты произвел;

Все, зыбко все, я признаю — но только не Котел!

От стана до маховика я вижу всего Тебя, Бог,

Лишь Ты назначенье храповика определить, к примеру, мог!

Джон Кальвин так бы мир творил — упорен, сух, суров;

И я, взяв сажи для чернил, «Законы» писать готов.

Сегодня мне никак не уснуть — старые кости болят,

Всю ночь я нынче вахту стою — и они со мной не спят.

Машина — девяносто дней пыхтенье, шум и вой,

Сквозь Море мира Твоего скрипя, спешим домой.

Излишний скрип — ползунок ослаб — но ровен ход винта,

Уж тридцать тысяч миль — простим — такая маета.

То мрак, то — ясно, славный бриз — и мыс уже скрылся с глаз…

Три оборота Фергюсон добавил. Он пару поддаст:

Ведь Плимут близко, жена его там… (Семьдесят — один — два — три!)

Торопится к супруге старик. Уж Ты его не кори!

В любом порту любой квартал… Да… Женщин лучше нет,

Чем Эльзи Кемпбелл… Взял бы ты, что ль, назад мои тридцать лет!

(Тогда горела «Сара Сендз»). Пути предстояли нам,

От Мерихилл до Поллокшоу, с Паркхеда на Говам!

Сэр Кеннет ждет. Ох, груб мой шеф, — услышу от него:

«Мак-Эндрю, добрый день! Пришел? Как днище, ничего?»

Профан в машинах он — спору нет, но лучшей из мадер

Нальет — и я с начальством пью, как лучший инженер.

А начинал с низов… был мал, и пар был невелик,

Разрывы паклей затыкал, я к этому привык.

Давленье только десять — эх! Рукою мог зажать!

Ну, а сейчас пустить не грех и сто пятьдесят пять!

На пользу каждый агрегат — вес меньше — плавнее ход,

И вот все тридцать в час даем — (котлы не разнесет,

И ладно!)… С паром по морям скитаюсь целый век,

Привык машине доверять… А верен ли человек?

Тот, кто зачел миль миллион, пути свои любя —

Четыре раза до Луны… А сколько до Тебя?

Кто ночи, дни в волнах тянул… Припомнить первый шквал?

Пнул Капитана я, как мул, а он в салон сбежал!

Три фута в кочегарке. Там — споткнулся в луже воды,

Лбом об заслонку хрякнулся — вон, до сих пор следы.

Да что — есть шрамы и пострашней — душа черным-черна,

Пускай в машинном все окей — греховность-то видна.

Грешу сорок четвертый год, мотаясь по волнам,

А совесть стонет, как насос… Прости Ты скверным нам.

На вахте как-то, в час ночной уставил я жадный взгляд

На баб, что жались за трубой… Ох, каюсь, виноват!

В портах я радостей искал, забыв сыновний долг:

Не ставь в вину мне, Господи, и рейд через Гонг-Конг!

Часы беспутства, дни греха молю, спиши зараз —

Грант Роуд, Реддик, Номер Пять, и ночи в Харрингаз!

Но хуже всех — коронный грех — божился я не шутя.

Мат с языка до тридцати не сходил, так Ты уж прости дитя!

Я Тропик в первый раз увидал — жар, фрукты, свет небес,

И не постиг — как пахнет сандал! — как может попутать Бес.

Весь день там бабы… живой театр — устал ленивый взор,

А ночью свет распутных звезд — все небо что твой костер!

В портах (тогда пар берегли) слонялся шалопай —

И как во сне — к себе влекли то ракушки, то попугай,

Сухая рыба-шар, бамбук, и тростка — первый сорт;

Увы, все это Капитан, найдя, кидал за борт.

Но вот прошли Сумбавский Мыс, и ветерок в тиши,

Молочно-теплый, пряно пропел: «Мак-Эндрю, не греши!»

Легко — без гнева, без угроз — шептал мне в ухо дух,