Спустя месяц Павел и сам уверует в это объяснение, а любовь известной композиторши вытеснится из памяти, как нечто недостоверное. Ну оглянись вокруг, ну скажи кому - и мужики объяснят: пить надо меньше. На жену свою Галю взгляни, на будничное ее лицо, чуждое всякого воодушевления, и разве после этого сможешь убедить себя, что есть на свете женские лица, вспыхивающие внезапным светом, а речи их - как водопады, а шепот блаженными уколами вонзается в слух.
Они, конечно, есть, эти женщины, но не про твою же честь.
И как он вообще посмел, как он сделал такую женщину соперницей жены своей бедной Гали! Недостойной любовью своей уравнял их!
Даже и мыслями больше ее не касайся. Брат преступника.
Да, разумеется, нельзя не признать: события очень скоро стали приобретать признаки естественного утомления. Женя уже считала историю исчерпанной, а срок путевки все еще длился.
Шла над Рудными горами снежная гроза. Все в природе взбунтовалось и восстало, вздыбилась крутая радуга, упираясь концами в долину где-то внизу, много ниже "Империала". Там на склонах буря терзала деревья, в небе все кипело, Павел был в комнате, и Женя уже не хотела, чтобы он вышел к ней на балкон, уединение опять обретало прежнюю бесценность, и этим небесным знамением ей уже не хотелось делиться ни с кем. В громе грозы угадывалась скрытая мелодия, и главное было теперь - расслышать.
Чтобы никто не мешал.
Женя вспомнила, как две недели назад, подавленная долгой глухотой, готова была просить слуха у сатаны под залог своей души...
Искушал ее враг и был близок к победе. Но ангел-хранитель не дал - слабую сдавшуюся душу ее заполнил любовью, чтоб не протиснуться нечистому - некуда.
Теперь - слушать.
И расстаться, скорее расстаться, пока цела любовь, оберегающая от похитителя душ. Теперь присутствие Павла могло только навредить.
Могло, но не успело. Вот и поезд, Павел проводил ее, подруга тактично вышла из купе.
Только что примчавшаяся из Германии к поезду, она, едва отъехали, принялась рассказывать, а Женя кивала, ничего не слыша, как заколдованная.
Подруга смолкла, пристально взглянула и рассердилась:
- Да что вы, ребята, меня дурите!
Павел оставался в Карловых Варах еще два дня. В час, когда его поезд пересек границу и прибыл в Брест, Женя ждала у телефона. И действительно раздались частые междугородные звонки, она сорвала трубку и хорошо, что не крикнула в опережение его голоса :"Павел!" - потому что это был муж, он весело сказал, обыгрывая знаменитый текст: "Люблю тебя из Орли, лечу через Бейрут в Сайгон, целую, пока!"
Ну, не борьба стихий, эфирных сил? Когда через минуту раздался ожидаемый, только что желанный звонок Павла из Бреста, Женя еще не опомнилась, и уральский выговор Павла, его неумелая речь невыгодно наложилась на все еще звучавшее в ее слухе энергичное восклицание блистательного международника. Именно от таких опасных наложений она и хотела защитить свое скудное чувство, законсервировать, лишить доступа воздуха, иначе все пропало; она довольно вяло ответила Павлу, что доехала хорошо, все у нее в порядке, и она ему желает благополучия и покоя. Простились.
Она сварила кофе, поставила пластинку - наугад, она часто так делала: что Бог пошлет. Оказались "Времена года" Вивальди, и в этом тоже был знак. С этой музыкой у нее была связана одна мистическая давняя история: у нее тогда сломался проигрыватель, месяц ее окружали только бытовые шумы, и организм уже физиологически требовал музыки, она отправилась в концерт - тоже наугад. Был органный вечер, и органистка играла собственную версию "Времен года", Женя весь концерт думала о муже, тосковала по нему, опять они были в долгой разлуке. А вскоре от него пришло письмо, он писал, что был в концерте - наугад, слушал
"Времена года", и вдруг одна скрипачка подняла глаза и посмотрела прямо на него, и он узнал в ней Женю. Это так смутило его, что он ушел с концерта и вот сидит пишет ей, любимой, письмо...
Эти "Времена года" совпали у них с точностью до часа.
Много всего случилось у них за долгую жизнь.
Забыв про кофе, Женя вспоминала. Душа, отработав тяжкую смену измены, возвращалась к себе.
В молодости, было им лет по двадцать шесть, в газетно-репортерскую пору как-то звонит мужу коллега: лишний билет в "Современник", спектакль через полчаса. Тогда "Современник" был в зените, муж уступил ей с боем, и она побежала. Они в те времена прогрессивные были, эмансипированные, собирались явить миру пример подлинной жизни - без предрассудков ревности.