Антон вытаращил глаза и молча давился горячей похлебкой.
— А чтобы вас горюшко не взяло. Я же вам говорила — не хватайте, так как горячая еще! — ругала их Агата.
Глядели, глядели они на горячую похлебку и не вынесли — снова давай кушать… Слезы катились из глаз. Не съели еще и третьей части, как в дом вошла соседка Стёпчиха.
— Добрый день!
— Добрый день!
— Хлеб да соль!
— Где здесь хлеб, — затирку едим, просим на завтрак! — говорит Агата.
— Ого! На затирку и я желающая! — ответила Стёпчиха, и ее голодные глаза заблестели. Взяла ложку и ловко подсела к миске…
Помрачнел Антон и только ниже опустил голову.
«Нам и самим мало», — подумал он.
Съела Сцёпчыха одну ложку и принялась за другую.
«О, чтоб тебя!» — хотел сказать Антон и едва сдержался. Дети тоже почуяли опасность и, искоса поглядывая на Стёпчиху, ловко заработали ложками…
«Три» — чуть не крикнул Антон, как Стёпчиха зачерпнула ложкой в третий раз.
«На помощь! Спасите!» — чуть не плакал он, как она опустила ложку в миску в четвертый раз. А как съела пятую, то уже миска была пуста…[33]
— Разбойница! — крикнул Антон своей Агатке, когда Стёпчиха уже поблагодарила и ушла. — Разбойница!..
— Разве я виновата, что она такая свинья! — вопила Агата.
И испортился праздник бедной семейки. Помрачнели лица.
Каждый думал: «О-го! Лучше бы я съел эти пять ложек похлебки…»
Несчастье не имеет своей отдельной мерки для всех людей на свете, но каждый человек имеет свою отдельную мерку к несчастью и свой отдельный взгляд на самое несчастье.
1912